Деревенские святцы
Шрифт:
Суда Сухоны, Вычегды, Двины в затонах, на берегах баржи для последующего ремонта, шпаклевки, смоленья.
Поземка. Стынь. Первые сугробы.
От льдов и снегов крестьяне думами о зажиточности, о будущем перекидывали мосты в лето, к осенним нивам.
«Лед несет ровный — и хлеб будет таков».
«Лед намерзает на реке грудами — хлеб уродится грудами».
«Первый снег лег на сырую землю пластом — будешь с рожью».
«Снег привалит к стенам плотно — к недороду, между стенами и снегом промежуток — к урожаю».
Крутила метель, жгла стужа — и отмякло…
21 ноября — Михайлов день.
Архистратиг небесных сил Михаил низринул дьявола и всех павших духов с Неба. Храм-усыпальницу московских великих князей и царей в Кремле назвали его именем — Архангельский собор. Архангельские соборы были сооружены и во многих других русских городах: Смоленске, Нижнем Новгороде, Великом Устюге, Старице, Свияжске и др.
В устных календарях — архангельским лоцманам праздник, куделица Поморья.
Пометки в устных месяцесловах настолько исключают одна другую, насколько ноябрь противоречив. «С Михайлова дня зима стоит, земля мерзнет» — подкрепление октябрьского предсказанья, дескать, снег выпал на Сергия, зима утвердится на Михаилу. «С Михайлова дня зима не стоит, земля не; мерзнет» — опять верно, велика Русь, одинаковых условий перехода от осени к зиме поди напасись.
Михайлов день торжественно отмечался Архангельском — по причине того, что основание ему положил Михаило-Архангельский монастырь. На особицу уважительно чествовались «корабельные вожи» — лоцманы.
Бывало, в навигацию двинской рейд пестрел разноцветьем иностранных флагов. Путь от взморья по реке на десятки верст, причалы ежегодно принимали под разгрузку и погрузку сотни судов: лоцманам, занятым их проводкой, работы хватало!
Профессию «корабельных вожей», искони почтенную, уважаемую, Поморье освоило с конца XVI века, когда Архангельск на многие годы утверждался единственной морской пристанью страны.
Обратимся снова к деревням.
Архангельская губерния засевала льном в 1912 году 414 десятин (против 27 835 десятин Вологодчины). Прясть — куда торопиться? Свет убыл, дни мерклые, стужа крепчает, и ход сороцкой сельди начался, и в метель-поносуху мерзни у лунки, лови ряпушку, навагу — «на тряпочку»…
Но Михаила пришел: женки, за прялки, в Беломорье куделица.
22 ноября — Матрена третья, зимняя.
Две первые Матрены тоже в численниках: с Павлом и Варлаамом, следом с Федотом. Выбирай любую, молвить заветное: «С Матрены зима встает на ноги».
Встала, «сыплет зима из правого рукава снег, из левого иней; бегут за ней метели, над мужиками потешаются, бабам в уши дуют, велят печи топить пожарче».
Ну, зимушка-зима, кому в уши дуешь, кем командуешь!
У деревенских Михайлов и Матрен о печах-то погудок-побасенок, сядь послушать:
— Печь нам мать родна.
— На печи завсе лето.
— Подать оплачена, хлеб есть — лежи на печи.
— Счастье придет и на печи найдет…
23 ноября — Родион и Ераст.
«Придет Родион, зима мужика возьмет в полон» — угроза в шутку и всерьез. «Погода нынче на семерых ездит». «Ераст на все горазд: и на холод, и на голод, и на бездорожную метелицу».
Завернет непогодь, со двора не выедешь на мельницу, в пожни, луга за сеном, в лес по дрова.
«На Ераста жди ледяного наста», поскольку часто валит сырой снег и, выпав, тотчас схватывается коркой.
Соседями у даты приметы: «Иней на деревьях — к морозу, туман — к теплу». «После мороза иней — на большие снега».
24 ноября — Мартынов день и Федор Студит.
«На Мартынов день гусь выйдет на лед — будет еще плавать».
По календарю осень, по погоде зима, раз Федор Студит «на дворе студит, в окошко стучит, ветры голодным волком воют».
Холод, тьма. Нахлесты вихрей со снегом шарят по стене, будто щель ищут забраться, выдуть тепло…
Уснет ли, бывало, в такую ночь старая мать где-нибудь на выселках, починке под Тотьмой, на посаде Устюга?
Как-то там мой, кровиночка родная, под сердцем выношенная?
Перед киотом затеплит она лампаду, хлестнется на пол, жарко молится:
— Господи-Сусе, Владычица Небесная, спаси его и помилуй! И где та Америка, и почто я его отпустила, на дорогу благословила?
Не спится и женке-молодайке в Холмогорах либо Емецке, Каргополе, Мезени.
— Что там наши на Груманте? Бог с ним, со свекром-батюшкой, он моего сманил, с собой забрал, тот поперед отцу слова не сказывал. Никола Угодник, его оборони, дети у нас, по ним изболело сердечушко!
Теплились лампады, не гасли свечи перед образами по ночам.
Трудом и подвигом землепроходцев с Двины и Сухоны, Вычегды и Ваги, роду-племени мужицкого, осваивалось Заполярье, Русь приращивала пашню, сенокосы, раздвинувшись до Тихого океана, на берегах Аляски закладывала невиданные там города и поселенья, заводила земледелие, промыслы.
И это северная деревня далекого прошлого, продолжение городских посадов — в Америке русская речь, близ Амура нива, на Лене церкви и амбары солеварен.
Давайте об этом не забывать.
Хорошо бы тягу наших дедов-прадедов к ремеслу, художествам не объяснять одним-единственным, что «с печи сыт не будешь». В насущных потребностях наших с вами предков было выразить свой духовный мир, утвердить собственное осмысление жизни в зримых образах, в метком слове, самим к красоте приобщаться и приобщить других. Предприимчивости, удали, вольнолюбию узки были околицы: разверни карту и убедись, сколько на ней имен северян-промышленников, мужиков от сохи, от паруса рыбацкого!