Деревья умирают стоя
Шрифт:
Бальбоа и Маурисьо, оставшись вдвоем, вздыхают, как будто вышли из тяжелого транса.
МАУРИСЬО. Ну, как?
БАЛЬБОА. Поразительно! Какая веселая энергия, какой огонь! Она другая стала… совсем другая! (Пожимает ему руки.) Благодарю от всей души. Вы представить себе не можете, как я вам признателен.
МАУРИСЬО. Я счастлив. Я ведь актер в душе, и ничто меня так не радует, как преодоление трудности. Жаль только, что теперь пойдет слишком легко.
БАЛЬБОА. Вы думаете, худшее позади?
МАУРИСЬО. Уверен. Самое опасное было — первый взгляд. Если бы в самом начале мне не хватило эмоции и она могла бы посмотреть на меня спокойно — все бы пропало. Поэтому я и обнял ее так, что она заплакала. Слезы застилают глаза, и потом — двадцать лет, расстояние… Все это очень помогает.
БАЛЬБОА. Вы меня не удивляете. У вас есть опыт, хладнокровие актера. Но девочка, дебютантка! Она вела себя превосходно.
МАУРИСЬО (снисходительно). Да, неплохо. Есть задатки.
БАЛЬБОА. Эта сцена воспоминаний: маленький собор, застекленный шкафик, ветка у окна… Я ей сам все описывал, а когда слушал… мороз продирал по коже!
МАУРИСЬО. Да, до того момента все шло гладко. Но потом… эти рыдания, когда она бросилась в объятия бабушки…
БАЛЬБОА. Чем же вам не понравились рыдания? Они не показались вам достаточно натуральными?
МАУРИСЬО. Слишком натуральными. Это-то и плохо. С женщинами никогда нельзя быть спокойным. Подготовишь с ними прекрасно продуманную сцену, и вдруг в самый ответственный момент, они вмешивают в дело всякие эти чувства — и все идет к черту. За ними все время надо следить.
БАЛЬБОА. Да, я понимаю. Она не привыкла еще, она так непосредственна… Она может выдать себя, совсем того не желая.
МАУРИСЬО. И что за память у бабушки! Чем меньше мы будем оставлять их вместе, тем будет лучше.
БАЛЬБОА. А что вы теперь думаете делать?
МАУРИСЬО. Ну, все, что полагается в таких случаях. Семейный вечер, интимные воспоминания, рассказы о путешествиях…
БАЛЬБОА (тревожно смотрит на лестницу, понижает голос). Вы ничего не забыли?
МАУРИСЬО. Не беспокойтесь. Где не хватит географических знаний, поможет воображение. Позаботьтесь, чтобы мы не очень долго засиделись, а то как бы чего не вышло. А после сегодняшней ночи — опасность позади.
БАЛЬБОА (прислуживается). Тише!
Наверху лестницы появляется бабушка.
Ты одна?
БАБУШКА. Я ей не нужна! Она лучше меня знает дом.
МАУРИСЬО. Ну, как твой маленький враг?
БАБУШКА (спускается). Правда, она прелесть. Ты умеешь выбирать! Особенно две вещи мне нравятся.
МАУРИСЬО. Только две? Что же первое?
БАБУШКА. Она совсем свободно говорит по-испански! Разве она не из английской семьи?
МАУРИСЬО. Да, понимаешь, родители англичане, но вот дедушка… дедушка у нее был испанец.
БАЛЬБОА (спешит поддержать эту версию). Ну, это же ясно, это все объясняет… Знаешь, язык детства, сказки…
БАБУШКА. Какое там детство, какие там сказки! Для влюбленной женщины родной язык — это язык ее мужа. Вот что мне нравится.
МАУРИСЬО. Хорошо сказано! А второе?
БАБУШКА. Другое и ты, думаю, не заметил. Это есть у очень немногих женщин. У нее взгляд лучше, чем глаза. Ты обратил внимание?
МАУРИСЬО (он и не догадывался об этом). Вот, говорил же я что-то такое есть… Только не знал, что именно.
БАБУШКА. Ну, теперь знаешь. Приучайся замечать, ведь это все твое, мальчик. (К дедушке.) Ты сказал ему?
БАЛЬБОА. О чем?
БАБУШКА. Я знала, что ты не решишься. Но это необходимо… и лучше всего будет теперь, когда мы одни…
МАУРИСЬО. Секрет?
БАБУШКА. Единственное, о чем я тебе не решалась писать. Та ночь… последняя… когда ты ушел… понимаешь? Дедушка не знал, что делать. Он себя не помнил.
БАЛЬБОА. Пожалуйста, прошу тебя, не надо вспоминать о тяжелом.
БАБУШКА. Я так счастлива, что ты сумел встать на ноги… Но — мальчик, один, в целом мире… Если бы жизнь потащила тебя по другому пути… (С упреком дедушке.) Кто был бы виноват? Дедушка никогда не решался признаться. Но в глубине совести, я знаю, он ни на один день не переставал просить у тебя прощения.
МАУРИСЬО. Он поступил правильно. Никто не сделал для меня больше. Я стал человеком в одну ночь. (Крепко пожимает ему руку.) Я благодарю тебя, дедушка.
Они обнимают друг друга. Бабушка облегченно вздыхает. Хеновева вносит поднос.
ХЕНОВЕВА. Немного перестоял. Зато как пахнет!
МАУРИСЬО (Изабелле, которая появилась наверху в другом платье). Беги сюда, дорогая! Тут ореховый торт с медом.
БАБУШКА. Первый кусок — тебе.
ИЗАБЕЛЛА (бежит вниз). Маурисьо столько рассказывал, я так хочу скорее попробовать! (Берет у бабушки, пробует.)
БАБУШКА. Нравится тебе?
ИЗАБЕЛЛА. Правда, очень вкусный.
МАУРИСЬО (с преувеличенным восторгом). Ух! Мало сказать вкусно! Тут надо выдумать новое слово! Ну, говорил я?
ИЗАБЕЛЛА. Ты был прав. Это как первое причастие.
БАБУШКА. У вас там этого нет?
ИЗАБЕЛЛА. У нас есть все: и огромные пасеки, и целые леса орехов, и тысячи бабушек, но вот этого, чтобы все вместе, и такого нашего… это только здесь!
БАБУШКА. Ты умеешь льстить, девочка!