Деревянные облака
Шрифт:
Она исчезла за поворотом.
Время тянулось медленно. Наконец я не выдержал и вошел в здание. Отыскал зал.
Прокеш и Глеб сидели на полу, прислонившись к кубам транспьютеров. Глаза закрыты, на лице Прокеша крупный пот, а Глеб дышит сипло и громко. Минут через пять я забеспокоился, но тут Глеб издал громкое «уфф» и содрал с себя ленту. Посмотрел на меня дикими глазами, помотал головой, изобразил руками, как у него распухли мозги, и поднялся с места. Он несколько раз присел, разминая затекшие ноги. Прокеш отключался медленнее. Стянул с себя ленту, вцепился, не открывая глаз, в ребро куба и попытался встать. Я и Глеб помогли ему. Он открыл глаза, посмотрел на меня и торжественно спросил:
– Кто я?
С перепугу я чуть не заорал, у Глеба же отвисла челюсть. «Память смыло!» – первая мысль. «Однако говорит!» – вторая. Тут он снова вопросил: «Кто я?» – и незамедлительно ответил:
– Старый глупый козел, вот кого вы видите перед собой в этом мраке. Тебе, Арам, я еще долго буду приносить извинения, так что здесь их не имеет смысла начинать. А вы, Глеб Николаевич, если в состоянии простить старого болвана за потерянное время, то я буду весьма признателен.
Я вздохнул с облегчением – все нормально, а Глеб растерялся.
– Ну что вы, – забормотал он, – очень интересно было…
– Да, очень, – горько повторил Прокеш, – очень интересно было убедиться, что я вол фиолетовый и мозги куриные.
– Ну не-ет, – протянул Глеб. – Красиво было! Особенно этот корабль с мертвецами. Как его? Хрингхорни! Завтра уже не выговорю! Красиво плыл! А разрушение Асгарда?..
– Да, – закивал Прокеш, – я слышал ваш восторг, особенно когда со страшным ревом воздел над миром свои рога Донн Куальнге…
– Как он с Аписом дрался! – восхищенно произнес Глеб, а Прокеш насторожился.
– Постойте, здесь какая-то путаница. Когда это было?
– Вы шли по массиву заточенных в скале, а я немного расширил створ…
– А-а, это вы захватили литературные и прочие деривации. Не то, все не то… И с ОС-12 такой провал!
– М-м… – развел руками Глеб и вдруг спохватился: – Получается, что ничего не было?!
– Не было.
– И зла, из века в век идущего?
– И зла.
– А что же было?
– Ничего не было! – сердито ответил Прокеш.
– А этот? – упер в меня палец Глеб.
– Что «этот»?
– И с ним ничего не было?
– С ним было.
– Что???
– Не знаю.
– А… а… – Глеб чуть не задохнулся от возмущения, но Прокеш, не отвечая, двинулся к выходу.
– Нет, подождите! – крикнул Глеб и бросился за ним. – Вы что, меня за дурака принимаете?
Он осекся и с беспокойством понюхал воздух. Опустил шторку и пошел по коридору. Было темно и почти ничего не видно.
– Дверь не в той стороне, – тихо сказал я, но он отмахнулся.
Дошел до лестницы, втянул шумно воздух и спросил:
– Чувствуете?
– Пахнет дымом, – сказал Прокеш.
– Что здесь может гореть? – спросил я. Глеб повертел пальцем у виска.
– Нечему гореть! Слаботочная техника. Но действительно, пахнет горелой органикой. На втором этаже, правда, сервисные блоки. Не знаю…
И он осторожно стал подниматься по лестнице, мы за ним.
В конце коридора виднелась узкая линия света.
Запах дыма усилился, он явно шел оттуда.
Подошли вплотную к шторке. Из-за нее доносился шорох, треньканье, прерывистое глухое бормотание. Глеб нагнулся и резко поднял шторку.
В небольшой комнате за низким круглым столом сидели два парня в комбинезонах наладчиков. На полу стояли банки с пивом, у одного в руках дымилась сигарета. Перед ними лежала большая пластина игрового полиэкрана, топорщились щитки вариаторов. Они играли в «Путешествие»! Увидев нас, один из них сдвинул банки в сторону и сделал приглашающий жест к столу.
– Ну что, ребята, – сказал он, – сгоняем два на два синими и зелеными без сквозного хода?
После швартовки по внутренней связи попросили некоторое время не покидать помещений. Как только выключили двигатели, Прокеш длинно сказал «ффуууу».
Лифты были заняты. Я потоптался немного, вернулся в каюту. Меня встретил переливчатый храп. Я стоял и смотрел на Прокеша. Спящий, он выглядел старее. Усох, что ли? Жаль его. Такого ослепительного крушения мне не доводилось видеть.
В РТУ его прорвало. Он скорбел о Коробове, который, по его словам, понял всю тщету объяснения необъяснимого и потому уничтожил следы своих бесполезных трудов; клял себя, не разглядевшего в записях вульгарную версификацию мифов и преданий, надерганных из сети разлаженной ОС-12. Вещал мне, Глебу и ошарашенным наладчикам.
Под конец он заявил, что немедленно вылетает со мной, чтобы лично принести извинения Валентине за то, что подозревал ее во всякой ерунде, а заодно и Кузьме. Кузьма пока еще был на Марсе, мой скоропостижный отлет застал его врасплох, и я упросил его дождаться моего возвращения.
Хотя я и уговаривал Прокеша воспользоваться прямой связью, он был непреклонен и действительно вылетел со мной на Красную. Всю дорогу был тих и спокоен до скучного.
Храп прекратился. Прокеш открыл глаза и тихо спросил:
– Можно выходить?
– Пока нет. Задержали выгрузку на неопределенное время.
Прежний Вацлав Прокеш вскочил бы, умчался выяснять, мгновенно оброс бы знакомствами, в общем, проявил бешеную активность.
Он снова закрыл глаза.
Я вышел к лифтам. Наконец пришла кабина. Поднялся к пультовой. Обычно здесь топчется народ: любопытствующие, скучающие и дети. Сейчас было тихо. Я заглянул в ближайшее пультовое отделение. Диспетчеры корабля вели себя странно – полулежали в креслах, один крутил на терминале музыкальный каскад, а другой, по-моему, спал. Нерабочая обстановка. Лежащий в кресле взглянул на меня: