Держи меня крепче
Шрифт:
Дальше мы разучиваем новый кусок танца, который совсем не облегчает моё смущение. После простой поддержки протанцовуем связку, а потом разбегаемся в разные углы. Серию движений выполняем по-отдельности, но одну и ту же. Максим в глубине сцены танцует спиной, я в ближнем к зрителю углу лицом исполняю то же самое лицом. И мне нужно много работать над этой частью партии. Танцевать получается, а вот рассказать историю так, чтобы зритель понял посыл, чтобы ощутил эмоции — не совсем. Стараюсь дышать, как учил Максим, чтобы корпус был пластичнее, мысленно представляю спицу в спине, которую
В паре с ним проще. Он чувствует меня, и если я слишком деревенею по старой привычке, сглаживает это. Однако эту часть мне нужно оттанцевать самой.
А дальше мы вновь встречаемся в центре сцены, сбегаемся, но моя задача ускользнуть. В прямом смысле. Зацепившись за локоть партнёра, мне нужно проехать ногами по полу и лечь на спину, вытянув руки вверх вдоль пола. Максим после этого распластывается на мне, и мы дважды перекатываемся, чтобы в итоге я оказалась сверху. Нужно ли объяснять, сколько раз нам приходится репетировать этот эпизод? Я каждый раз вздрагиваю, когда он после пируэта падает на меня, рефлекторно выставляю руки, а это не даёт возможность потом выполнить перекат. Постоянно кажется, что он меня просто раздавит. Да и вообще, слишком уж это откровенно.
— Нина, блин, ну сколько можно! — парень злится, в очередной раз придавливая грудью мои ладони между нашими телами. А потом хватает меня за запястья и сводит их над головой, пригвождая к полу. — Вот так! Вот здесь должны быть твои руки. Мне их тебе связать, что ли?
— Не злись, — лепечу, смущённо ёрзая под ним. — Я попробую. Давай ещё раз.
На этот раз у меня получается. Максим наваливается после сольного поворота, заводит ладони под мои лопатки и увлекает в перекат. Но дальше не легче. Оказавшись сверху, я должна немного прогнуться в спине, а потом, оперевшись на его плечи, выйти в стойку на руках и развести ноги в продольный шпагат.
В стойку получается выйти без проблем, Максим поддерживает мой таз руками перпендикулярно своей груди, но как только развожу шпагат, меня начинает кренить. Хорошо, что он лежит, и поддержка невысокая, так что падать недалеко.
В первый раз я приземляюсь на бок на пол, Ларинцев успевает дёрнуть меня на себя, чтобы я не стукнулась головой о паркет, но ушибленный локоть будет напоминать о неудаче ещё долго. Во второй падаю сверху, но больно ударяюсь коленом о пол между ног Максима.
— Пёрышко, — говорит он мне в волосы, пока я стону от боли и неудачи. — Моя мама не простит тебе, если я не принесу ей внуков. Ещё пара репетиций с тобой, и ей уже можно будет не надеяться.
— Э…
На пару секунд замираю, а потом понимаю, что именно он имеет ввиду.
— Прости, — сползаю и поднимаюсь, сожалея, что во время репетиции нужно подбирать волосы, потому что теперь нечем прикрыть моих вечных горящих предателей.
Ларинцев тоже поднимается, и я жду, когда он скомандует танцевать снова, но он смотрит на меня и хмурится.
— Что? — непонимающе смотрю на него.
— Стань в стойку на полу.
— Больше
Вот почему язык и мозг иногда теряют свою связующую нить, и мы начинаем морозить всякую чушь? А потом сгорать от стыда от удивлённого серого взгляда из-под приподнятых бровей.
— Извини, — лепечу, смешавшись. Глупо как.
— Хочу понять, почему тебя кренит. Руки держишь хорошо, таз тоже не заваливается, но как только выходишь в шпагат — падаешь. Становись.
Я становлюсь на руки, вытягиваясь в стойку. Без поддержки Максима сложнее, хоть и ладони на полу, что, несомненно, куда более устойчивая поверхность. Футболка начинает немного сползать, выправившись из шорт. Меня это отвлекает, но я концентрируюсь. Вытягиваю носки и отвожу правую ногу вперёд, а левую назад в шпагат, и снова чувствую неустойчивость. Напрягаю пресс, чтобы выровняться, но понимаю, что этого мало и спрыгиваю на бок.
— Ещё раз, — Ларинцев поджимает губы и смотрит строго. Вот же ж деспот.
Всё повторяю заново и всё выходит так же.
— Ничего не пойму, Максим. Не получается удержаться. Может, заменим поддержку? — расстроившись, прислоняюсь спиной к станку и опускаю от досады плечи.
— Нина, ты говорила, что когда упала, сильно растянула связки. На какой ноге? — смотрит внимательно.
— На правой. Но при чём тут это? Всё восстановилось же. Я проходила реабилитацию, просто что потом не вернулась к репетициям.
— Дай мне правую ногу, — он подходит близко и требовательно протягивает руку.
— Зачем? — напрягаюсь.
— Давай, — снова хмурый взгляд, вынуждающий подчиниться.
Я хватаюсь руками за станок и опираюсь на него спиной, когда Максим берёт меня за щиколотку. Он проводит ладонью от пятки до чувствительного места под коленом, отчего опорная нога у меня подкашивается, и приходится вздохнуть поглубже.
— Здесь тянет? — задерживается пальцами чуть выше того чувствительного места.
— Нет, — голос мой звучит странно и приходится откашляться слегка.
— У тебя напряжённый шпагат, правая нога уходит плохо, если делать в воздухе, а не на полу, потому что связка после травмы растянута недостаточно, слабее, чем на левой. И поэтому ты не можешь удержать нужный баланс — левая попросту перевешивает.
Он плавно, но твёрдо ведёт мою ногу вверх, и когда до уха остаётся совсем чуть-чуть, чувствую дискомфорт. Это весьма странно, учитывая, что растяжка у всех нас в школе была больше ста восьмидесяти градусов. Я легко могла завести ногу не только за ухо, но и достать правой до левого за затылком.
— Расслабься, связку нужно вытянуть.
Он стоит слишком близко, почти прикасаясь всем телом, фиксируя своим коленом моё на опорной ноге, потому что то начинает подкашиваться из-за недостаточной растяжки.
— Максим, мне больно, — упираюсь одной ладонью ему в плечо, а другой судорожно цепляюсь за станок.
Он продолжает пружинить моей ногой вверх мягко, но по нарастающей, крепко удерживая под пяткой, второй рукой взявшись за станок сбоку от меня. Я как в ловушке, даже не пошевелиться. Мышцы и связки горят, будто вот-вот лопнут и кости вылезут наружу.