Десант стоит насмерть. Операция «Багратион»
Шрифт:
Выходя, Михась слегка сунул прикладом по шее «бишлера» — тот только молча головой мотнул, — на серебристой щетине блестели слезы.
Под мостом возились подрывники, выясняя насчет заложенных немцами зарядов. Плоскодонка раскачивалась у сваи, кого-то подсаживали наверх.
— А в первой роте двоих насмерть, — сказал Михасю знакомый взрывник. — Блиндажик не заметили, а там немцы. Друг на друга и выскочили.
— В третьей поцепляло осколками четверых, — сообщил Михась. — Зенитку-то у немцев целую взяли?
— Там
Связисты торчали у Путелина — командир батальона тоже требовал связи. Михась постоял в прокуренной, засыпанной гильзами избе, послушал насчет «рваных жил» и «безрукости» и сказал, что ротный-два тоже телефонной связи не имеет. Ротный-два, а заодно и Поборец были посланы туда, куда и со связью не особо охотно ходят. Комиссар вмешался, сказал, что это разговор несознательный и политически отсталый. Адрес поменяли, и Михась был направлен в помощь к завхозу Матвиенко. Хорошее дело — можно было надеяться, что патроны к «Астре» подвернутся.
Хозяйственники спешно разбирали трофеи.
— Убогий немец пошел, — вздыхал грузный Матвиенко. — Считай, батарея, а ни единого шмайсера. У «шумов» хоть два станкача, и то хлеб.
— У фрицев пушки. За взятые пушки и пленных точно наградят, — невнятно сказал Орлов. Они с Нинкой, укладывая пулеметные ленты, заодно и жевали, поочередно передавая друг другу ложку и зачерпывая из зверски вскрытой консервной банки. Запах мяса с овощами несколько обеспокоил Михася.
— А шо, награды — дело хорошее, — согласился Матвиенко. — Но генералов у нас нынче нема. Да и пушки легковесны. Мишка, ты цинк поставь да возьми, взрежь банку. Вон стоит-то…
— Не хочу, — буркнул Михась, ожесточенно взламывая топориком очередной ящик с патронами.
Матвиенко, кряхтя и придерживая под безрукавкой кобуру «парабеллума», привстал. Банку он вскрывал ловко, одним движением самодельного ножа — у Михася так красиво не получалось и до калеченности.
— Да не хочу я, — начал отказываться Михась, но Матвиенко уже сунул банку. Пришлось доставать ложку, левой рукой Михась прилично есть так и не научился. Верка как назло смотрела. Невеста у невзрачного Орлова была ему под стать: рябенькая, худосочная. Но глаза красивые.
Михась выносить не мог, когда на него глазели с жалостью. Тоже, мамка нашлась, всего на три года старше.
— Пойду, гляну. Шумят чего-то.
— Глянь, только разом взад вертайся, — согласился Матвиенко. — Нам до мешков разложить…
Михась вышел из сарая. У окопа трофейной легкой зенитки суетились партизаны.
— Хобот, хобот ей заводи! — вполголоса командовал присевший на бруствере Щац.
— Юзек, чего подскочили-то? — спросил Михась, осторожно подцепляя на ложку овощно-мясную смесь.
— С дозора аллюром притилипались — немцы! Колонна идет с броней. Скажи Матвиенко — пусть за реку драпают! — Малорослый Щац нетерпеливо свалился в зенитный окоп. — Хлопцы, цапки
Мясо с ложки соскочило, Михась выругался, метнулся к сараю:
— Немцы! Колонна идет!
— Да кто сказал?! — возмутился Орлов.
— Юзек. Он зенитку вертит. — Михась все-таки зачерпнул из банки, с трудом запихнул месиво в рот и сунул ложку в карман.
— Охтыжбоже мой. — Матвиенко вскочил, рассыпая патроны. — Михась, ты Вано скажи — они на отшибе, прогавят…
Говорить Михась не мог, кивнул, поставил банку на чурбак и побежал за городьбу.
Дядька Вано со своими дедами, разбиравшими продуктовое хозяйство разгромленного «шума» и загрузившими харчи на захваченную телегу, уже сворачивался. Тылы батальона спешно отходили за мост. Михась с долговязым, вечно кашляющим Рыжковичем, катил найденную в сарае тачку — под грузом как попало наваленных цинков колесо зверски скрипело. Поборец поглядывал на банку — успел прихватить, сейчас консерва вздрагивала на цинке, капала соком-соусом.
Колесо соскочило, когда катили по измочаленному настилу моста. Боеприпасы с глухим лязгом высыпались из транспорта, две «лошадиные силы», споткнувшись, бухнулись на колени. Михась выругался.
— Да щас поставим. — Рыжкович выровнял тачку, подхватил колесо.
— Ну, — Михась, успевший увидеть, как проклятая банка издевательски медленно докатилась до края настила и исчезла, поднатужился, поддержал тачку.
— Живей! — приглушенно торопили от навеса.
Михась оставил отхаркивающегося Рыжковича и патроны у траншеи, куда проволокли трофейный «максим». От «нижнего» блиндажа грозил ротный-два — посылал на горку для связи.
Бормоча о взводном нехорошее, Михась взобрался по довольно крутому склону — дождик моросить уже перестал, но трава так и скользила под подошвами.
Командир Путелин уже был тут — давал указания минометчикам, поставившим свои «самовары» ближе к рощице. Михась (сочтя, что на глаза уже попался — понадобится, найдут) отошел от дзота и пристроился рядом с автоматчиками.
— Чего там? Много немцев? — спросил Колька-Грач.
— Сам не видел. Дозор говорит — колонна, — буркнул Михась. — Слушай, дай сухарь. Я, пока мотался, завтрак утопил.
Грач был с Березенской бригады, можно сказать, своим. Михась жевал сухарь с ломтем пересоленного сала, запивал из своей фляги. Мятая, а воду держит. Бывают такие равнодушные вещи — уж какой по счету у нее хозяин, а ей все одно.
Колонна противника подходила с восточной стороны, от Желвинцов. Видимо, немцы что-то подозревали. Ничего удивительного — связь с охраной моста оборвалась несколько часов назад, и в окрестных деревнях не могли не услышать звуков короткого боя. К мосту двигалась колонна немецких обозников и ремонтников. В любом случае возвращаться, сворачивать к югу и выходить на шоссе к Минску колонне было далеко. Да и попадать под удары грозящих вот-вот появиться советских штурмовиков немцам очень не хотелось.