Десять сигм и другие невероятные истории
Шрифт:
— Да, но… — Что?
— Ты не новый вид. Ты такой же человек.
— Я больше, чем человек, Аполло. — Четырнадцать зеленых глаз в упор смотрели на нас.
— Значит, тебе придется рожать детей только от такого же кластера, еще одного септета доктора Томасина. Ты не можешь иметь детей от первого встречного.
— Понятно, к чему ты клонишь. Все это глупости! Размножение и любовь — разные вещи. Я буду рожать детей ради продолжения рода, независимо от личных привязанностей.
— А доктор Томасин уже подобрал тебе пару?
— Нет. Вряд ли. Может быть.
Она умолкла, задумавшись. Мы увидели,
Зачем она это делает? — удивился Мануэль.
Личностный кризис, объяснил Бола.
— Ну и хорошо, если подобрал, — сказала новая Кэндис. — Все равно мой партнер будет его творением. Больше никому не удалось создать септет.
— Значит, других септетов ты не знаешь?
— Честно говоря, нет. Но они должны существовать. И ради приумножения нашего вида я вступлю в связь с тем, с кем нужно.
— Кластеры не относятся к новому виду. Мы человеческие существа.
— Нет, мы отдельный вид! — возразила она. — Кластеры гораздо лучше одиночек. Это очевидно. А я гораздо лучше секстета, квинтета или квартета.
— Мы люди.
— Ну, может, вы и люди, а я принадлежу к другому виду, — бросила она и удалилась.
Это уж точно.
Мы ежедневно переворачивали яйца. Измеряли влажность. Регистрировали температуру датчиками, подключенными к настольному компьютеру. Проклятые датчики постоянно ломались, и сигналы тревоги будили нас по ночам. Мы не могли просто повернуться на другой бок и спать дальше — а вдруг утята и вправду замерзают? Прошло пятнадцать дней, и мы открыли вентиляционные отверстия в инкубаторах, понизив температуру на полградуса.
Слова Матушки Рэдд задели нас за живое, и мы стали все тщательно записывать. Промаркировали яйца в соответствии с геномом, по крайней мере те, что смогли вспомнить. Каждый час снимали показания температуры и влажности, рисовали графики.
Мы продолжали внимательно наблюдать за выводком утят у озера, хотя датчики феромонов не регистрировали даже намека на химическую память, а наш лабораторный журнал заполнялся одинаковыми строчками: «Признаков консенсуса нет».
По возможности мы старались не встречаться с Кэндис, хотя это оказалось не так просто даже на ферме площадью больше сотни гектаров. Похоже, Матушка Рэдд давала ей задания, отчасти совпадавшие с нашими.
От чего мы никак не могли отделаться, так это от доводов Кэндис. Я обнаружила, что все время обдумываю ее идеи. Во многом она ошибалась, а во многом оказалась права.
Согласно классическому определению «вида», кластеры — люди. Ребенок, родившийся у меня, Меды или Кванты от немодифицированного мужчины, будет человеком. Мы не относимся к новому виду, однако и обычными людьми нас не назовешь. Предшественники снабдили нас чувствительными подушечками на ладонях для передачи химической памяти между членами кластера. На шее у нас имеются особые железы, которые транслируют чувства и простейшие мысли при помощи феромонов. Усовершенствованное обоняние позволяет различать тончайшие оттенки запахов. Но если особо не присматриваться, мы ничем
Однако тот факт, что мы являемся кластером и в структуре нашего общества функционируем как единое существо, указывает на совершенно иной тип социальной организации, созданной при помощи биотехнологии и поддерживаемой искусственно. Без системы яслей и генной модификации эмбрионов кластеры исчезли бы через несколько поколений, вытесненные нормальными людьми. Кэндис права: если Верховное правительство исчезнет, кластеры распадутся. Они не могут существовать без постоянной заботы со стороны общества. Мы самые высокоразвитые животные на планете, но это всего лишь видимость — красивый фасад скрывает подпорки и арматуру.
В мире насчитывается три миллиона кластеров или чуть больше десяти миллионов человек. Три десятилетия назад население планеты превышало десять миллиардов. До конца катастрофы еще далеко. Мы, кластеры, унаследовали эту планету, и не потому, что оказались совершеннее, а потому, что не смогли уйти — умереть, развиваться дальше — вместе с остальным Сообществом. В наследство нам досталась хрупкая экосистема. Наша биология была столь же уязвимой и, возможно, бесперспективной, хотя сами мы об этом пока не догадывались.
Мы обратились к Матушке Рэдд.
— Насколько стабильно наше общество? — спросила Меда как-то вечером, когда мы убирали со стола после обеда.
Кэндис отсутствовала — переворачивала утиные яйца в своих инкубаторах.
— У нас представительная демократия, а законодательство основано на принципе консенсуса. Гораздо стабильнее большинства других обществ.
— Не в этом дело. Я имею в виду биологический и социальный аспекты. Что случится, если мы утратим научные знания?
Одна Матушка Рэдд подняла глаза от тарелок, которые вытирала, и посмотрела на нас, две другие продолжали возиться с кастрюлями.
— Глубокий вопрос. Точно не знаю, но подозреваю, что следующее поколение будет обычными людьми. Хотя не исключено, что мы сможем соединяться в кластеры, а внесенные нами генетические изменения передадутся потомству.
— А как мы об этом узнаем?
— Может, поищешь специальную литературу? — улыбнулась Матушка Рэдд.
— Искала уже! Только ничего не поняла. — Мы никогда не были сильны в биологии. Другое дело физика и математика.
— Индивидуальность нам дает технология. В этом-то и проблема. Добровольно мы не откажемся от индивидуальности, и пути назад у нас нет, — сказала Матушка Рэдд. — Подобно Сообществу, мы уже миновали этап одиночек. Ты затронула самую главную мировую проблему. Как нам размножаться?
Некоторые полагают, что Исход — почти мгновенное исчезновение миллиардов жителей Земли, объединенных в Сообщество, — был технологической точкой перехода, превращением обычных людей во что-то иное, более совершенное. По словам Матушки Рэдд, общество кластеров создало собственную, параллельную точку сингулярности, которую невозможно пройти в обратном направлении, не утратив индивидуальности.
— Значит, будущее за такими, как Кэндис?
— Возможно. У доктора Томасина радикальные идеи. Хотя не исключено, что воспроизведение септетов это выход. Проблемой занимаются и другие исследователи, в том числе специалисты по этике.