Десятый круг ада
Шрифт:
— Куда, куда? В Берлин? — Ладушкин недоуменно посмотрел на подполковника. Потом вдруг добавил: — Да мне хоть в пекло, лишь бы польза была! Между прочим, лет десять назад я в самом деле чуть не поехал в Берлин.
— К Отто Фехнеру?
Ладушкин насторожился:
— А вы откуда знаете, товарищ подполковник?
— У меня такая специальность, дорогой Федор Иванович, что я должен все знать, — произнес Григорьев.
Действительно, после окончания стажировки немецкий кузнец Отто Фехнер пригласил к себе в гости русского кузнеца Федора Ладушкина. Тот с удовольствием принял приглашение. Но вначале слишком много было работы — его не отпускали, потом резко осложнилась обстановка в самой Германии, где под руководством Коммунистической партии Германии шла ожесточенная борьба немецких рабочих с нацистами. А когда в январе 1933 года к власти пришли фашисты, вопрос о поездке и вовсе отпал.
— А если вам сейчас съездить в гости к Отто Фехнеру? — предложил Григорьев…
Беседа затянулась до поздней ночи. Скрупулезно обсудили план переброски через линию фронта и дальнейший путь до имения баронессы Тирфельдштейн. Но вначале Федор Иванович должен был вспомнить свою старую специальность.
— Завтра же начнете проходить ускоренный курс практики у наших известных ветеринарных врачей, — сказал Григорьев. — На ферму баронессы вы должны прибыть опытным зоотехником.
15
Брикетировка тола, как ни странно, принесла подполковнику Рюделю известность. Высоко оценили его находчивость в строительном управлении, давая понять, что не за горами тот день, когда Рюдель получит долгожданное звание полковника. Только он один знал, кому обязан своим успехом. Судьба подарила ему удивительно работоспособного и талантливого организатора Циммермана, который выполнит любое задание. Подполковник намеревался расширить производство брикетов, но Циммерман не советовал этого делать. Специалистов по брикетировке среди славянских рабочих у него больше нет, а привлечение к делу несведущих людей опасно: один неосторожный удар, и склад может взлететь в воздух.
Он был рад, что Рюдель согласился с его доводами, а чтобы подполковник остался доволен, решил как можно больше выдавать брикетов. Это он сегодня же потребует от рабочих. Пусть постараются.
Обычно Циммерман только утром навещал мастерскую. Днем он оставлял рабочих в покое, не мешая им выполнять задание Пальчевского. Но сейчас он решил проверить, чем заняты рабочие. Ведь командир строительной бригады или кто-либо из его помощников могут вот так неожиданно нагрянуть в мастерскую. Дверь в мастерскую была не заперта изнутри, как того требовал Пальчевский. Должно быть, кто-то вышел из помещения, и крючок не успели набросить на петлю.
В нос ударил знакомый сладковато-приторный запах взрывчатки. Трое рабочих увлеченно отделывали на столе толовые брикеты по форме кирпичей. «А если бы вместо меня был Рюдель?» Циммерману стало жарко: посторонний человек мог застать рабочих за этим занятием. Циммерман кашлянул. Рабочие обернулись на звук.
На их лицах был неподдельный испуг и растерянность. Самый сообразительный из них, с густыми сросшимися бровями, накинул на брикеты кусок рогожи, да так небрежно, что виднелся край кирпича. Его сосед, угловатый парень, неумело поправил рогожу.
Оставалось сделать вид, что не заметил лежащие под рогожей толовые кирпичи. Хотя вряд ли рабочие поверят этому.
— Воздух у вас… Задохнуться можно. Проветривайте мастерскую! — нарочито грубо произнес обер-лейтенант.
Рабочие как завороженные не сводили с него глаз.
— Чего пялите на меня глаза, бездельники?! Надо работать, работать, работать! И учтите, с сегодняшнего дня норма увеличивается в полтора раза. За невыполнение — карцер!
Циммерман резко повернулся и направился к выходу. Рабочие переглянулись: каждый взглядом спрашивал друг друга о том, заметил начальник отряда кирпичи или нет? Только слепой не мог разглядеть, что они делают на столе. Начальник хитер. Им он ничего не сказал. Где ему справиться с троими? А как выйдет из мастерской, тут же позовет эсэсовцев. Тогда конец. Значит, не выпускать фашистского прихвостня из помещения…
При молчаливом согласии товарищей угловатый схватил попавший под руку небольшой топорик и на цыпочках побежал за уходящим Циммерманом. Удар обухом с размаху по голове, и одним фашистом меньше. Труп можно спрятать в лесу, и потом ищи его. Но дверь открылась раньше, чем тот подошел к ней. На пороге появился запыхавшийся Пальчевский. Он видел, как Циммерман направился к брикетировочной мастерской в необычное для него время, и поспешил за ним. И успел он вовремя…
— По местам, негодяи! — рявкнул Пальчевский и с силой оттолкнул парня. Тот упал, топорик полетел в сторону.
— Что такое? — вынужден был обернуться на шум Циммерман. Он чувствовал за своей спиной крадущиеся шаги рабочего, понимал, что тот замышляет, и хотел уже было подсечкой свалить его с ног, если б не вмешался Пальчевский. Сейчас Циммерман сделал вид, что не понимает происходящего.
— У меня с этими лодырями свои счеты, господин начальник, — успокоил Пальчевский. — Разрешите, я с ними поговорю как следует?..
— Поговорите. И построже, — согласился Циммерман и, не оглядываясь, вышел на улицу.
Пальчевский, вне себя от ярости, накинулся на обескураженных рабочих, ругая их самыми последними словами.
— Вы же могли все сорвать?
— Так он же видел наши кирпичи! Продаст…
— Если б он их увидел, то нас бы с вами уже схватили эсэсовцы, понял? — сказал Пальчевский. — Предупреждаю: с этого человека ни один волос не должен упасть. Если кто дотронется до него — смерть! Как за невыполнение боевого приказа! Если мы его убьем, то всех нас поставят к стенке.
Парень глубоко выдохнул, почесал затылок, устало проговорил:
— Дела!.. Чуть было беды не натворили…
Вечером в конторе, получая задание на следующий день, Пальчевский молча выслушал справедливые упреки Циммермана. Генрих прав: он, Пальчевский, тут недосмотрел.
— Надо терпеливо ждать, — потребовал Циммерман. — Ждать долго. Может быть, полгода, год…
В отличие от барона Карла фон Тирфельдштейна, в понятии которого вся сознательная жизнь сводилась к деньгам, вину и женщинам, его незаконнорожденный сын оберштурмфюрер СС Герман Баремдикер пальму первенства отдавал карьере. Он лез из кожи вон, чтобы угодить своему начальнику оберштурмбанфюреру Грюндлеру, открыто заискивая перед ним. Как человека Баремдикер ненавидел Грюндлера и в то же время преклонялся перед ним как перед родственником великого арийца третьего рейха начальника РСХА обергруппенфюрера Кальтенбруннера. Баремдикер понимал, от Грюндлера во многом зависит его карьера. Попытался было как-то сблизиться с ним, но оберштурмбанфюрер дал понять, что между ними в занимаемом положении слишком большое расстояние.