Детектив на пороге весны
Шрифт:
– Я бы не советовал, – сказал он быстро, вспомнив хрустнувшую в саду ветку. – У меня есть фонарь, я могу посветить, если вы скажете куда.
– Пока никуда не надо, – отозвалась она сердито. – А откуда вы знали, что в кухне можно влезть в окно?
Они влезли в соседский дом через форточку. То есть первым влез Юра и открыл Анфисе окно. Ей даже вспоминать было страшно, что она испытывала, когда лезла в чужой дом, где произошло убийство, через форточку.
Юре не хотелось объяснять, но он знал,
– А я уже лазил, – прошептал он и улыбнулся в темноте, представив, какое у нее теперь, должно быть, выражение лица. – В прошлом году. Вы не пугайтесь, Анфиса.
– Да я и не пугаюсь, с чего вы взяли, что я…
– Чш-ш-ш. Меня сосед тогда попросил, Петр Мартынович. Он дверь захлопнул, а ключи забыл. И он же мне сказал, что влезть можно только в кухне, через форточку. Там грузовик впору протащить, не то что человека!.. Я влез, открыл ему, и он мне потом сказал, что теперь всегда форточку будет на задвижку запирать.
Кажется, соседу тогда не понравилось, что Юрий так легко и просто забрался в его дом. С одной стороны, он был ему благодарен, конечно, что не пришлось тащиться в Аксаково, искать там местного умельца дядю Жору с его набором инструментов и ругательств времен Первой мировой войны. А с другой стороны, Юра тоже не вызывал у Петра Мартыновича никакого доверия. Кроме того, Юра был… как бы это сказать… перебежчиком из чужого, враждебного лагеря, где не признавали гуано и не сажали помидоров, а барствовали на лужайке!
– Так если она все время была открыта… – начала Анфиса и прикусила язык. Ей не хотелось до времени посвящать Юру в свои догадки, он бы счел их смехотворными, или, что еще хуже, он мог оказаться замешанным во все это.
Анфисе не хотелось, чтобы он оказался замешанным. Не хотелось, разумеется, из соображений бабушкиной безопасности, из-за чего же еще!..
– Что? – спросил Юра. – Если форточка все время была открыта, то что?..
– Ничего.
Он решил, что должен объяснить.
– Анфиса, – зашептал он быстро, – она была не все время открыта. Утром, когда мы приехали и нашли… труп, форточка была закрыта. На задвижку. Я сам ее открыл.
Она обернулась и посмотрела на него. В полутьме старого дома ее глаза казались очень темными, и рот казался очень темным.
Интересно, какова она на вкус?
На вкус и цвет товарищей нет. Добавить липового цвету и настаивать три часа. На каждый роток не накинешь платок.
Нет, это про другое, кажется.
Одри Хепберн!..
– Зачем вы ее открыли?
– Я собирался сюда вернуться.
– Зачем?!
– Чтобы… кое-что посмотреть.
– Что именно?
– Сейчас… в комнате я вам покажу.
«А вдруг он меня убьет?» – стремительно пронеслось в голове. В доме никого нет, и здесь уже было убийство. Магия места, которую придумал Петр Вайль совсем по другому поводу, ощущалась повсюду.
Убийственная магия места.
Бабушка знает, что она пошла с Юрой «на дело». Клава тоже знает. Если с ней что-то случится, они позвонят всесильному Ивану Ивановичу, и он приедет, и Юре тогда несдобровать.
Может, имеет смысл сказать ему об этом?..
– Юра, – начала она, чувствуя себя последней идиоткой, – я все понимаю, конечно, но вы должны помнить, что если тут… – она хотела сказать «со мной», но сказала: – …если тут с нами что-то случится, бабушка позвонит Ивану Ивановичу и…
Юра Латышев вдруг захохотал во все горло.
То они все шептали, а то он вдруг захохотал так, что задрожали старые канделябры на полке и, кажется, даже шторы зашевелились.
– Что вы! Замолчите!
– Так как же? – спросил он и снова засмеялся. – Иван Иванович-то, собственно, мой главный заступник и есть. Это он меня пристроил на работу к вашей бабушке, если вы запамятовали! Сто лет назад!.. А если мы с ним в преступном сговоре?
Анфиса молчала. Он так говорил, что становилось как-то совсем не страшно и понятно, что все ее опасения – чепуха.
Бабушка любила это слово.
«Чепуха!» – говорила она, и казавшееся сложным дело вдруг теряло не то что сложность, но и всякий смысл.
– Мотивы, мотивы, – продолжал Юра, – у нас с Иваном Ивановичем в таком случае должны быть мотивы. Это, между прочим, на первом курсе проходят.
– На первом курсе чего?
На этот вопрос он предпочел не ответить, как никогда не отвечал на вопросы, связанные с ним самим.
– Какие у нас с Иваном Ивановичем могут быть мотивы? Подождите! – прикрикнул он, обнаружив, что она собирается двигаться дальше по коридору. – Давайте выясним наши запутанные отношения.
Волшебство, вдруг вспомнилось ему. Прямое и обратное, как математическая функция. Он еще не разобрался хорошенько, какое именно волшебство было во всем этом, но оно определенно было и осуществлялось по своим законам.
– Какие еще отношения, Юра?!
– Мы не можем идти на дело, если не доверяем друг другу, – сказал он совершенно серьезно. – Значит, так. Мотивов для убийства соседа у меня нет. Кроме того, оно мне очень неудобно, потому что оно заботит мою хозяйку, даму во всех отношениях самостоятельную, и я теперь должен воплощать в жизнь ее замыслы, провожать ее внучку на место событий и так далее.
– Могли бы не провожать!
– Это я к тому, что мотивов нет, Анфиса! У Ивана Ивановича вообще никаких нет. Кроме того, он обожает вашу бабушку, квохчет над ней…