Детектив на пороге весны

Устинова Татьяна

– Что он делает?!

– А вы никогда не замечали?

– Нет, я замечала, но…

– И у него тоже проблемы, потому что проблемы вашей бабушки немедленно начинают волновать и его. Странно, что он сегодня не примчался. Видимо, ей удалось все от него утаить, когда он звонил.

О да. Бабушка могла утаить все, что угодно, от кого угодно!

– Если бы я хотел вас ограбить, я мог бы сделать это уже сто или двести раз, и, кроме того, мне не надо было бы вначале убивать соседа, привлекая сюда

милицию, «Скорую» и профсоюзы!

– Какие… профсоюзы?

– Успокойтесь, – сказал он сердито, вдруг устав от своего монолога, – я не убийца и к соседу никакого отношения не имею. Все будет хорошо, мы благополучно вернемся домой, обещаю вам.

– Юра, – фальшиво сказала Анфиса, – вовсе ничего такого я не имела в виду!

– Имели, имели! Идемте. Сейчас по коридору направо.

– И что там?..

– Как раз спальня.

– Где он… умер?

Юра промолчал.

Анфиса заправила за ухо короткие волосы. Ей не хотелось туда идти. Все это оказалось намного серьезнее, чем ее обычные «детективные» приключения вроде украденных пятисот рублей и пропавших договоров.

Но не останавливаться же на полдороге! Она пошла «на дело» и доведет его до конца.

Значит, что там было, такого важного?..

Капли воска, открытая дверь и подушка.

К этому только что добавилась кухонная форточка, которая совершенно точно была закрыта, – Юра проверял ее, когда обнаружил мертвого Петра Мартыновича.

Но самое, самое главное – воск. Откуда взялся воск на руке покойного, если он был найден в своей постели как бы умершим во сне, а электричество точно не отключали?!

– Сюда.

Дверь тихонько проскрипела, открываясь. За дверью была лунная комната с темными бревенчатыми дачными стенами, фотографиями в латунных рамках – размытый свет равнодушно скользил по ним и скатывался, не задерживаясь. Раскрытая постель под этим светом казалась неестественной, синей, как остывший труп. За окнами лежал скучный растаявший огородик – ни одного деревца, только взрытая земля с островками залежавшегося снега.

Беда, беда…

– Юра, дайте мне фонарь.

– У вас в руке фонарь.

Ах ты господи, как же это она забыла! И правда фонарь у нее!

Желтый луч, показавшийся неожиданно ярким, проткнул темноту и уперся в бревенчатую стену.

Там кто-то стоял, наклонив голову, словно приготовившись прыгнуть.

Анфиса вскрикнула и уронила фонарь.

– Ч-черт!..

Он покатился, желтый луч описал широкую дугу и замер за ножкой продавленного кресла. Из кресла прямо в этот луч свисали лоскуты порвавшейся обивки, как внутренности выпотрошенного трупа.

– Анфиса, что случилось?! Вы где?!

– Там… там…

Она показывала рукой туда, где только что кто-то стоял, и Юра быстро посветил в ту сторону.

Там

никого не было.

Совсем никого.

Но она же ясно видела, что секунду назад там кто-то стоял! И это явно не было галлюцинацией!

– Что такое?! Что вы там увидели, Анфиса?!

– Там был… человек!

– Там никого не было.

– Там точно кто-то стоял!..

Он поводил фонарем по стене, и луч уперся в старую фотографию. Анфиса схватила Юру за рукав.

– Что это такое?! – с ужасом спросила она.

Он посмотрел на нее, смутно сожалея, что не может посветить ей в лицо.

– Это фотография, Анфиса. Просто фотография. Очень старая. Видите, ретушь?

Анфиса отцепилась от его локтя и подошла поближе. Тени ползали по фотографии, словно портрет гримасничал.

– Господи, как это он такую ужасную фотографию в спальне повесил?

– Может, она ему нравилась?

– Как она может нравиться, если это…

Тут она вдруг замолчала, словно какая-то мысль вдруг пришла ей в голову.

Юра Латышев молчал, давал ей прийти в себя.

– Юр, а что здесь было раньше?

– Раньше – это когда?

– Раньше – до того, как построили этот дом? Он же не такой старый, как наш, да?

– Видимо, нет, не такой.

– Значит, тут что-то должно было быть до него. Что тут было?

Он улыбнулся, и в темноте она услышала, что он улыбнулся.

– Я не знаю, – сказал он весело, – меня тогда здесь не было. Надо у бабушки вашей спросить или у Клавдии.

– Извините. Я забыла, что вы…

«Она забыла, что я никто? Она забыла, что я садовник, телохранитель, водитель и мусорщик, как в одноименном концептуальном кино про возвышенных людей? Она забыла, что это не я вырос в бабушкином доме, а она сама? Она забыла, что я… просто прислуга?»

– Какая странная фотография. Очень странная.

– Почему? Обыкновенная фотография времен Первой мировой войны.

Анфиса взяла у него фонарь, подошла и посветила в упор.

– Юра, – сказала она сердито. – Вы как все, ей-богу! Смотрите и видите только то, что хотите увидеть! Какой еще Первой мировой войны?! Поглядите внимательно!

Он взглянул – просто потому, что она его об этом просила. Что там можно высмотреть и при чем тут фотография?!

Человек на фотографии был в фуражке и шинели, нафабренные усики лихо закручены вверх. Глаза, густо подведенные щедрым ретушером, казались очень яркими на бледном лице. Фон был расплывчатый и какой-то не слишком понятный, не разберешь. Погоны тоже были не очень отчетливые, и Юра Латышев придвинулся поближе, чтобы рассмотреть.

Вот черт побери!..

– Ну что? – спросила Анфиса и покосилась на него. Его подбородок почти лежал у нее на плече. – Увидели?