Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей
Шрифт:
Ортинава с врагом покатились по земле; оба выронили мечи и принялись наносить друг другу беспорядочные удары кулаками столь яростно, что теперь это больше напоминало битву двух диких зверей.
Удача оказалась на стороне Ортинавы. Боковым зрением он заметил крупный камень с острыми краями и сумел до него дотянуться. Простейшее орудие в ближнем бою оказалось куда удобнее меча…
Когда враг затих с размозженной головой, Ортинава еще какое-то время лежал на нем, переводя дыхание. Крупные ссадины на лице и плечах наливались кровью, но воин почти не ощущал боли. Наконец он
Воин опустился рядом и коснулся плеча старика. Ассарак будто почувствовал прикосновение — его губы дрогнули. Казалось, он пытался улыбнуться… Или то была агония.
— Почему ты пытался меня спасти? Почему не скрылся в лесу? — спросил Ортинава. Но Ассарак уже умер.
Впрочем, Ортинава знал ответ.
Старец прожил мирную жизнь и готов был безропотно склониться перед любой угрозой. Но в последний миг нашел в себе силы противостоять жестокой несправедливости и пожертвовал собой, спасая товарища.
— Я не подозревал, что ты герой, — тихо сказал Ортинава. — Жаль, что и сам ты вряд ли это понял…
Он прикрыл веки Ассарака. Лицо мертвого теперь казалось безмятежным.
— Я должен был послушаться тебя. Уйти вместе, а не вершить суд над спящими… Может, тогда бы ты остался в живых, старик.
Луна скрылась за тучами. С неба упала капля, затем другая. Еще пара мгновений, и разразился ливень. Холодный и частый, он был почти неразличим в окружающей тьме, но быстро промочил одежду насквозь. Ортинава воспринял ночной дождь как знак: пора идти.
Удивительно, но все мысли о мести и войне улетучились без следа. Теперь Ортинава хотел лишь выжить. Найти других беглецов, потерявших свои дома и близких. Переждать все сражения… Построить новое жилище… И вскопать землю, чтобы однажды собрать на ней урожай.
Это был дар от умершего.
Ассарак покинул мир, напоследок нарушив все собственные принципы, и отдал жизнь ради Ортинавы. Подарил тому новую возможность двигаться вперед, дышать полной грудью, радоваться мелким успехам и с надеждой смотреть в будущее.
Ортинава принял последнюю волю старика. Жажда крови оставила его.
Бывший воин начал спускаться с холма. Ноги скользили по влажной земле, глаза едва разбирали дорогу во мраке ночи, а мокрые от дождя волосы падали на лицо. Ничего этого он не замечал.
Война продолжала бушевать вокруг.
Но больше Ортинава к ней не присоединится.
Глава 24
Густые кипарисовые леса замерли, будто вслушиваясь в приближающиеся сумерки. Даже пение насекомых не заглушило ощущение всеобщего покоя и тишины. Гермиону посетила мысль: затихни этот звук, и само время остановит свое размеренное течение, застыв подобно меду в пчелиных сотах.
Царевна откинула с лица прядь рыжеватых волос и окинула взглядом расстилавшийся перед ней горизонт. Она стояла у обрыва; море мягко перекатывалось пенистыми барашками, которые разбивались внизу об острые каменные выступы. Серые на заре времен, эти камни со временем
— Здесь так хорошо и спокойно, а где-то в мире прямо сейчас идут кровавые битвы… Удивительное чувство, — сказала Адония, служанка царицы, неловко переминаясь с ноги на ногу. Казалось, ее беспокоило молчание и отсутствующее выражение на лице повелительницы.
Гермиона не удостоила служанку ответом. Прошло немало времени с праздника Аполлона, на котором случился разрыв между ней и Неоптолемом. С тех пор на все новости из внешнего мира будто наложили проклятье: они несли в себе лишь семена смерти и разрушения. Никто из гостей Крита, торговцев и посланников, не рассказывал более о строительстве новых городов и храмов. Никто не описывал удивительные места и далекие земли, не показывал необычные диковины для продажи… Теперь торговали лишь самым важным — металлом, зерном, провизией. А говорили о бесконечных битвах, больших потерях и тайных заговорах.
Гермионе это претило, и она все чаще уходила из дворца под любым предлогом, лишь бы не видеть хмурых лиц и не слышать встревоженного шепота.
Несколько раз к Идоменею являлись посланники царств, ведущих войну на стороне Микен или же против них. Старый правитель Крита выслушивал каждого и всегда был благожелательным. Однако его решение оставалось непоколебимым: в этой стычке Крит не примет участия.
Идоменей был воином, но не глупцом: вмешиваться в изнурительную и рискованную битву в его планы не входило. К тому же царь пребывал не в том возрасте, чтобы возглавить войска. Ему хотелось видеть, как его сын Идамант растет в мире без крови и боли. Строгий властелин, честолюбивый мужчина и герой давней Троянской войны, Идоменей все же хорошо знал цену человеческой жизни. И оттого не спешил бросать свой остров во всепоглощающую бездну войн и раздоров…
Наконец, царевна заговорила. Но казалось, что она скорее размышляла вслух, а не обращалась к Адонии:
— Проблемы Микен не касаются Крита. Так должно быть и впредь. Надеюсь, нам удастся сохранить подобие хрупкого мира, несмотря на пылающий вокруг огонь.
— Мой отец сражался против Трои. И рассказывал, что микенцы всегда вели себя высокомерно даже по отношению к союзникам. Это кровожадный народ… — энергично заявила Адония, не заметив отсутствующего взгляда своей госпожи.
Гермиона разглядывала линию горизонта, едва заметно отделяющую небо от морской глади.
— …Микены не исправить, они всегда ищут крови соседей! Хорошо, что царь Идоменей отказал им в поддержке. Надеюсь, мерзавцы из Львиного города больше не ступят на нашу землю!
От этих слов Гермиона нахмурилась, на ее лицо набежала тень. Поняв, что ее сейчас резко отчитают и прогонят прочь, Адония спешно извинилась:
— Простите мою болтовню, госпожа! Вы же знаете, я…
— Замолчи.
Служанка низко поклонилась, повинуясь нетерпеливому взмаху руки царевны. Конечно, Адония не могла знать истинной причины недовольства Гермионы. А дочь Идоменея тем временем терзали весьма смущающие мысли…