Дети Арктиды. Северные истоки Руси
Шрифт:
Глава V
РУСЬ И ИНДОЕВРОПА
Второй, и явно второстепенный по значимости после Рождества, праздник христианского Запада, Пасха как Воскресение, имеет явно поздние христианские, точнее, митраистские корни и неизвестен в самой западной традиции до принятия христианства. И во всей западной линии северной расы не сохранились, если они вообще когда-то были, какие-либо полярные реминисценции в фольклоре, обрядах, быту. Все это и есть та черта, а точнее, пропасть, которая отделяет ее от восточной, славянской традиции и которая сама по себе не была никогда ни для кого большим секретом. Все без исключения из западных мыслителей или деятелей, от Гегеля и Маркса до Гитлера и Черчилля, не скрывали своего отношения к славянскому Востоку, причем это вовсе не какое-нибудь кабинетное умотворчество, а нечто патологическое, нечто глубинное и тяжелое, теряющееся во мраке веков и подсознания. Индоевропейская русофобия есть вещь в себе, независимая от эпохи и государственного строя России, она не лечится, она только вырезается хирургическим путем в Ледовых побоищах и Курских битвах. Русофобия это «самость» индоевропейцев, стержень их индоевропейского «коллективного бессознательного». Возможно, как сублимация комплекса вечно побежденных и навечно изгнанных, возможно, с той самой первой Курской битвы, при Курукшетре, когда их окончательно погнали с Севера.
Вообще поразительно, как точно и ясно выражает Запад истинную причину славяно-индоевропейского разрыва в своей абсолютно «бессознательной» ненависти к нам. Гегель называл славян «неисторическим
Просто и скромно выразился немецкий философ Шубарт: «Русские и европейцы являют по отношению друг к другу «совершенно другой мир». Впрочем, одно европейское исключение я знаю в лице Ницше, который считал, что вырождающуюся Европу может спасти славянский мир, да и то, видимо, потому, что сам был по крови славянином».
Русь платила Западу тем же, ни Чаадаевы, ни Петр I ни на йоту не сократили эту пропасть, мы до сих пор разные, принципиально разные, настолько разные, что мы никогда не будем вместе. И чтобы ответить на вопрос почему, для этого и надо знать историю. Сразу возникает вопрос: а были ли мы когда-нибудь вместе? Та же западная наука относит время образования индоевропейской общности приблизительно к третьему тысячелетию до н. э., но это далеко не научный факт, а скорее общая договоренность. Отсутствие полярных корней у европейской ветви в отличие от восточной, славянской и индоиранской, отодвигает возможную общую точку не на одно тысячелетие назад, скорее это десятки тысяч лет. Если нашей общей прародиной была все-таки Гиперборея, то исход индоевропейцев должен был произойти гораздо раньше, чем оттуда ушли славяне и индоиранцы, настолько раньше, чтобы хватило времени забыть о ней. И тогда причиной исхода была не климатическая катастрофа, восточная ветвь оставалась там еще не одно тысячелетие, вплоть до пятого-шестого тысячелетия до н. э., это была война, большая война, война богов и людей, та главная и первая война, отголоски которой мы видим на протяжении всей русско-европейской истории. Очевидно, что ушли те, кто проиграли. Это первая и главная наша победа для проигравших до сих пор является началом всех антирусских комплексов. И вообще пропастью между нами, нашими богами, нашими «коллективными бессознательными» — «то, что русскому хорошо, немцу смерть», и наоборот.
Но это в том случае, если мы все-таки были когда-то вместе. Предположение, что мы все родом из Севера, не более чем предположение. Чуть ли не все германские традиционалисты одержимы некой идеей «атланто-нордической» родословной, и на первом месте всегда «атланто-». Хотя Герман Вирт и пытается совместить несовместимое, Атлантиду и Гиперборею, Север и Запад, для всех остальных «ариософов» Атлантида священна и незыблема, и даже вполне реальна, как у Платона или в «Хронике Ура Линда». В отличие от более чем мифической, даже сказочной Гипербореи. Тогда как для русского духа «норды» и «атланты» и все их словосочетания совершенно пусты и бессмысленны. Хотя попадаются и наши доморощенные ариософы, от Чаадаева до Дугина, с навязчивой идеей перетянуть нас за уши из Востока на Запад, из провинции Азии в метрополию Европу, с великими потугами присоседиться к «атланто-нордам», но это настолько все провинциально и выморочно, что можно даже не считать болезнью, разве что чуть-чуть, вроде атлантического насморка.
Русь всегда была чужда Европе, и никогда и ни в чем европеец не признавал русских за своих, точно так же воспринимал эту не дистанцию, а пропасть и сам русский. Вспомним Александра Невского, который пошел на сговор с Ордой, Азией, но бился насмерть с тевтонами, Европой. От этого еще один феномен, отторжение русского православия ко всему западному христианству, даже к исламу и иудаизму православие было более терпимым, чем к «латинствующим». Причем, это началось сразу и как-то даже «чересчур», основатель Киево-Печерского, первого и главного русского монастыря, Феодосий Печерский в своих Поучениях (около 1069 г.) писал: «Вере же латынской не приобщаться, не соблюдать их обычаев, и от причастия их отвращаться, и никакого учения их не слушать, и всех их обычаев и нравов гнушаться и блюстись; дочерей своих не давать за них замуж, ни у них дочерей брать; ни брататься с ними, ни кланяться им, ни целовать его; и из одной посуды не есть, и не пить с ним, и не брать у них пищи. Им же, когда они просят у нас есть или пить Бога ради, давать есть и пить, но из их собственной посуды. Если же не будет у них посуды, давать и в своей, только потом, вымыв, сотворить над ней молитву». Тут уже что-то нерелигиозное, и далеко до христианского человеколюбия, терпения и какой-либо любви к ближнему, это нечто инстинктивное, родовое — не есть с ними, не скрещиваться с ними — это буквально отношение к касте «неприкасаемых», не столько другой веры, сколько другой расы. Характерна и аргументация Феодосия, про веру упоминает только раз, что «она неправая», главный же их ужас в том, как они «живут»: «Ибо неправо они веруют и нечисто живут: едят со псами и кошками, пьют свою мочу и едят ящериц, и диких коней, и ослов, и удавленину, и мертвечину, и медвежатину, и бобровое мясо, и бобровый хвост. В говенье мясо разрешают во вторник первой недели поста. Чернецы их едят сало… И много еще другого, что плохо у них, неправо и развращенно; погибели полны и вера их, и дела; чего и жиды не творят, то они делают». Про мочу и бобровый хвост это явно физиологическое, что-то глубинное, на клеточном уровне, но никак не религиозное. «Ни дочерей не отдавать и не брать их дочерей» — это уже родовое, даже расовое, и тоже не от Бога и, тем более, его любви к ближнему. Запад «хуже жидов», и потому ни о какой общей вере, истории, крови, вообще ни о чем речи быть не может.
Когда Л. Н. Гумилев говорит, что русский суперэтнос никогда не принадлежал европейскому суперэтносу, по сути он конечно прав, но по форме звучит как-то абстрактно, даже если научно. К тому же глагол «принадлежал» не совсем уместен. Оттого и возникли два суперэтноса, мягко, или научно, говоря, «некомплиментарных», что раздел произошел сразу и навсегда, одни выбрали «иметь», другие «быть», это два основных и ортогональных друг другу инстинкта. Русь и
Это невероятно, замечательно, парадоксально, что Россия за 300 лет Романовской династии уже казалось на все 99 % стала наконец «принадлежать» Западу, построена новая, нерусская с нерусским именем, столица на максимально приближенном к Западу и Атлантике месте, власть говорит на хорошем французском или немецком, но на плохом русском, сплошь иностранные фамилии, сплошь протестантские и католические заведения, границы открыты, даже мы стали почти «своими» в Париже и Берлине, наконец «мы» в «индоевропейском суперэтносе», и вдруг в историческое одночасье, откуда ни возьмись какие-то «большевики» все снова обнуляют. Нет ни Романовых, ни «блистательного» Петербурга, ни «ваших благородий», вообще никого нет. Но есть великая «отечественная» и «священная» война с Западом, есть «железный занавес», есть снова два полюса и все то же великое противостояние.
В новейшее время мы снова видим потуги новейшей элиты притянуть себя за уши к Западу, и это лишь очередной раз доказывает, что ее, «элиту», этих вождей, рудиментов-кшатриев, история ничему не учит.
Наиболее ясным аргументом в пользу того, что Русь-Расея последняя из сохранившихся территорий ближе всех к первоисточнику, это ее пронесенное сквозь века солнце-огнепоклонничество. Если признать, что истоки белой расы надо искать на севере, и еще точнее, за Полярным кругом[9], то именно Солнце было и будет для всех ее ветвей главной объединяющей силой и указующим символом. Для русского Солнце является самым древним и самым стойким архетипом, и сознательным и бессознательным, несмотря на вековое давление Степи, на эпидемию иудо-христианской болезни, ни на откровенно межвидовую борьбу на выживание с проатлантической цивилизацией европейских ренегатов.
Глава VI
РАТАИ И КШАТРИИ
После гибели Арктиды северная раса двигалась к югу двумя главными ветвями, и разделение-расслоение происходило непрерывно по мере удаления от Севера. Консервативное жреческо-земледельческое ядро, его можно назвать кельто-славянским, спускалась поэтапно через Кольский и Канинский полуострова. Реформаторское крыло кшатриев, воспользовавшись «историческим» моментом, устроило мятеж, или, как говорит Генон, «контринициацию», и двинулась, а точнее поскакала, ведь именно они подарят Евразии лошадь, вдоль Урала по кратчайшей прямой на Юг. До Аркаима спустилось основное ядро кшатриев, будущие индоевропейцы-скотоводы; славян, то есть земледельческой основы, там уже не было, но и юг Урала не стал родиной ни для кого, инерция поиска лучшей жизни набрала силу, и корней как таковых уже не осталось, после привала в Аркаиме произошло следующее разделение — к Причемноморью двинулась западная романо-германская ветвь индоевропейцев — предки греков, латинов, германцев, а дальше на юг азиатская ветвь, индоиранцы, тохарцы и хетты. Нелинейность, разделение на сословия или касты можно считать изначальной структурой северной расы, и у каждой касты свой стереотип поведения. Та часть, которая осталась, несмотря на тяжелую среду обитания, и которая дала начало славянской ветви, образовалась из самой инертной массы земледельцев и основного и консервативного по самой своей сути ядра жречества, главная часть кшатриев-воинов составила западную ветвь индоевропейства, в Азию двинулась часть ариев, ведомая жрецами-реформаторами. До окончательного разделения западная и азиатская ветви долгое время, вплоть до Аркаима, существовали вместе, уже после отделения праславянства, и этим объясняется, что у индоевропейцев много больше общего между собой, чем со славянским типом. Разделение по типам объясняет исторический феномен отсутствия жречества как касты в западной ветви и слабость воинского сословия в славянской. И у эллинов и у римлян много богов и храмов, но уже нет профессионального жречества, зато каждый мужчина потенциальный воин, и обе цивилизации существовали по большому счету за счет завоевательной экспансии и исчезли сразу, как только ослабла воинская прослойка. Германская раса также жила войной и «без царя в голове» и потому так долго рыскала в поисках какой-нибудь родины. Германский тип наиболее «чистый» вариант типа с отсутсвующей первой, жреческой кастой и с наиболее мощной второй, воинской. Исключительный феномен западного мира кельтская раса, сохранившая первую касту и ее первое место в иерархии, и именно они бились до конца с атлантической волной северной расы, и именно их уничтожали с странным упорством некой сверхидеи и римляне и германцы. Кельты также занимают особое место в северной расе, как и славяне, их язык имеет также мало общего с индоевропейцами, как и славянский. Историк Классен вообще относил кельтский язык к славянской группе. Кельты, колты, сколоты — была явно общая связь кельтского и славянского миров, кельтская ветвь пошла не с индоевропейцами через Аркаим, а со славянами через Кольский полуостров и уже дальше самостоятельно на юго-запад до Причерноморья, откуда их позже оттеснили славяне в глубь Европы. Славяне вобрали в себя основной земледельческий и жреческий типы, но лишились промежуточного, самого динамичного сословия, воинов и вождей. Это и определило архаичность, даже отсталость, инертность внешней жизни и мощную духовную составляющую жизни внутренней. Славянство незаметно в истории, это один из его феноменов, и объясняется это тем, что оно не умело воевать, а делало во все времена истории то, что умело — пахало землю. Мы не знаем славянских завоевательных походов, мы слышим о славянстве тогда, когда оно защищается от захватчиков. Причем из-за слабости, даже ничтожности второй касты любая война становится народной. Именно в русском «ратай-пахарь» и «ратник-воин» единого корня и одного целого, именно в русском вся терминология воинской касты нерусского, даже антирусского чужого корня, от солдата и сержанта до генерала и маршала. Все известные войны на Руси начинались поражением дружин ли, войск ли и заканчивались победой ополчения. Батый да Мамай били всех князей до тех пор, пока сам народ это терпел, как известно в войске Дмитрия Донского регулярные княжеские дружины составляли лишь малую часть, главная сила была в топорах да в дубинах.
И вся следующая история с тем же началом и концом. Поляки в Смутное время берут Москву, и только ополчение Минина и Пожарского спасает Русь, Наполеон после Бородина (надо наконец признать — и победы над царской армией) берет Москву, и только потом начинается настоящая война, крестьянская, не дворянская. Русско-японскую войну 1905 года регулярная армия проиграла, можно сказать не без позора, и проигрывала Первую мировую. Земледельцу противна война, он лишен воинственности, это его изначальный стереотип поведения, но у него всегда в НЗ есть ярость, когда у него пытаются отнять его все, его землю и право пахать эту землю. Кульминацией русской истории, когда предельно очевидно стало ясно, кто есть кто этот русский, явилась Гражданская война, когда до постыдного стало очевидно, насколько слаба и ничтожна всегда была в русском типе вторая каста, ее вожди, цари, воины. Царь и еще один царь отреклись и, как в русской сказке, забились под лавку, верхушка от первого свиста Соловья-разбойника разбежалась по европам, так называемая Белая армия, которая до этого не могла выиграть даже у немцев, с позором за год сдала Россию. То, что она просто проиграла крестьянину в войне, это еще не беда, потому что у нее никогда не было и не могло быть шансов, но то, что она открытой войной пошла на свой народ, Род, и сбежала с земли, которую она, эта каста, обязана по сути своей, по крови своей, по инстинкту своему защищать всегда и во всем, это уже ее катастрофа, и, возвращаясь к началу, подтверждает, что славянин, русский — это ратай, пахарь, это сверхтип земледельца, в этом соль земли русской, все остальное, то есть все остальные кшатрии и князья — это жалкие остатки иерархии от великого раскола северной расы после гибели Арктиды.