Дети Атлантиды
Шрифт:
— Ключ! — задыхаясь крикнула она, и у нее перехватило дыхание.
Ферн увидела, как энергия Лоудстоуна проникла в Элаймонд. Так было и с ней самой, когда она впервые коснулась ключа. Пламя пробежало по венам Элаймонд и проникло в каждый мускул, голова в экстазе откинулась назад, и красный тлеющий огонь ее сердца засветился и стал виден сквозь плоть, кости и одежду. Все ее тело охватила сильная дрожь, и затем она засмеялась, но хотя рот ее смеялся, звук, который выходил из него, не был радостным смехом.
— Освободи меня! — взмолился Пигуиллен. — Ты обещала…
— Я освобожу тебя от бремени твоего существования, — и она подняла его тельце, втолкнула его головку в грудную клетку,
Ошеломленная Ферн неподвижно стояла посреди холла.
— А теперь, — сказала Элаймонд, — а теперь Кэйрекандал… — Наблюдатель подошел к ней, в выражении его лица смешались остатки отваги, чувство собственного достоинства, безнадежность и бесполезная в данную минуту значительность. Элаймонд, испытав прикосновение Лоудстоуна, теперь ни в чем не сомневалась. — Притворившись камнем, ты шпионил за мной. Как я понимаю, ты находишь некое сходство между собой и камнями. Так тому и быть. Ты выбрал камень — ты им и останешься, — Она сделала такое движение, будто что-то бросала, и по дому пронесся ветер, он распахнул все двери, поднял волосы всех присутствующих и выжал слезы из их глаз. Ветер отбросил Уилла обратно к кухонному столу, пришпилил Ферн к стене. Сопротивляясь, Рэггинбоун вытянулся, но не сделал ни шага, его одежда стала рваться в клочья, тело скрючилось и упало, и его закрутило, как охапку осенних листьев, и, когда Ферн глянула в кухонное окно, она увидела обломок скалы на склоне холма в том месте, где всегда и сидел Наблюдатель. Это был обломок скалы, который никогда больше не заговорит.
Отчаяние охватило Ферн, в нем не было места ни сожалению, ни гневу. Но она должна была что-то сделать. Она хотела двинуться, но у нее на пути стояла Элаймонд. И тут в открытую дверь вошла Лугэрри.
— Ну, наконец-то ты нашла меня, волчица, — сказала Элаймонд. — Ты опоздала и не сможешь помочь своему хозяину. Он теперь всего лишь обломок скалы на холме. Где-то в глубине камня работает его сознание, бьется его сердце, но он уже никогда не будет шпионить за мной и проклинать меня. Ты должна была поторопиться, мне было бы трудно Разделаться сразу с обоими. Я проехала мимо тебя, когда ты притаилась у дороги, где я потом оставила свою машину, но ты пропустила меня. Должно быть, мои волосы скрыли меня от твоих глаз. Хорошенькая парочка бросила мне вызов: бессильный бродяга и его тупая дворняжка! Убирайся, дворняжка. Лети, пока можешь!
Около Элаймонд треснула стена. Ферн почувствовала, как затрясся дом, как стали разламываться кирпичи. Сейчас, когда ведьма была занята разрушением, Ферн попыталась отступить в гостиную, но она окаменела. Когда вздыбился пол, она ухватилась за стол, чтобы удержаться, и в наклонившемся зеркале увидела трещину, уходящую в темноту, которую пронизывали искры света. Стремившиеся вырваться на свободу, они сливались и постепенно собрались в восемь… десять… двенадцать тускло светящихся овоидов, похожих на куриное яйцо.
— Лугэрри, — шепнула Ферн, — беги. Ты здесь ничем не можешь помочь. Спасайся! Беги!
Беззвучное рычание искривило губы волчицы, ее желтые глаза были на удивление спокойны. Она не двинулась.
На бледной коже лица Элаймонд растянулась широченная, узкогубая улыбка. Казалось, с лица исчезла вся плоть, оставались только кости и улыбка. Одежда Элаймонд прилипла к телу, будто ее смазали клеем.
— Сейчас же убирайся!
Звук «р» рычал в ее горле, «с» шипел, как шипело бы под раскаленным железом тавро. Пока она говорила, первое создание уже вылезало из щели. Это был поток жидкости с собачьей головой, темнее темной тени, невероятно широкий в плечах,
— Беги! — крикнул из кухни Уилл.
— Беги! — крикнула Ферн, голос ее изменился, и она заорала: — Беги, Ваштари! Беги! — Имя возникло из небытия, из глубины сознания волчицы, и Ферн, произнося его, знала, что это истинное имя той женщины, которой она была. Лугэрри отпрыгнула и помчалась прочь из дома, через вересковую пустошь, и черная собака-облако помчалась вслед за ней. В этот момент холл оказался заполненным массой собак — метались хвосты, вздувались мышцы, когти царапали ковер. Элаимонд жадно следила за погоней на холме, и в этот момент Ферн подошла к двери в гостиную и резко открыла ее.
Ферн не могла ясно и четко мыслить. Она оцепенела от всего случившегося: от появления Элаимонд, от уничтожения Пигуиллена, от того, что случилось с Рэггинбоуном и Лугэрри. Идол сидел на своем месте, безобразный, злобный и неумолимый. Его основание задрожало, когда Элаимонд стала закрывать трещину в стене, когда кирпич лег к кирпичу и штукатурка покрыла стену поверх шрама на том месте, где была трещина. Ферн действовала быстро. Она была в таком отчаянии, что уже ничего не боялась. Ее голос прозвучал на весь дом, как команда. Уилл вбежал за ней в гостиную. Элаимонд повернулась на каблуках.
— Эзмордис, — сказала Ферн. — Иди ко мне. Я вызываю тебя. Эзмордис!
Элаимонд крикнула:
— Нет! — и быстро заговорила на неизвестном языке, который звучал для Ферн, как отголоски множества разных языков. Это язык атлантов, подумала она. Но Элаймонд, выведенная из равновесия, стала неправильно произносить слова, и позади идола, за его пустыми глазами начало разгораться, становясь с каждой минутой сильнее, холодное голубое пламя. Глаза идола ожили, а губы шевельнулись, напрягаясь для речи.
— Фернанда, — сказал он, и почему-то в это мгновение она вспомнила о бесплодной пустоши под звездами. — Ты все хорошо сделала, Фернанда.
Он думал, что это ответ ему. Он не знал, что она вызвала его для себя.
— Элаймонд.
Элаймонд не отвечала. Ее глаза были крепко закрыты, все тело содрогалось от ужасного напряжения. Левая рука с ключом была прижата к груди так крепко, что кости прорвали кожу и торчали наружу, как кости скелета. Ферн ощущала энергию, пульсирующую в Лоудстоуне, она увеличивалась, и воздух вокруг ощутимо потяжелел. Уилл, незаметно спрятавшийся позади Элаймонд, отлетел в сторону, будто его кто-то толкнул.
— Ты не можешь этого сделать, — сказал идол. — С этой силой тебе не справиться. Неизвестно, поможет ли тебе ключ. Он не будет тебе подчиняться. Ты не добьешься власти без моей помощи.
Но Ферн сразу же поняла, что его слова не имеют смысла. Лоудстоун — это источник уникальной силы, и Элаймонд не нужна власть, ей нужно только открыть путь. Древний Дух, как поняла Ферн, совершил роковую ошибку. Он предполагал, что камень способен отвечать на реально существующие мысли и чувства. Но камень не думал. Он просто был! Ее поразило, что Эзмордис видел в нем противника, которого надо разгромить и покорить, а не сущность другой вселенной, попавшей благодаря какой-то случайности в иное измерение и спрятанной в камне, как и Дух спрятан в своем передатчике. Ему следовало бы поинтересоваться современной физикой, подумала Ферн, и обнаружив такой пробел в его мышлении, она почувствовала себя гораздо увереннее. Однако воздух, неожиданно ставший очень тяжелым, затруднял ее дыхание, затуманил рассудок и задушил ее последнюю надежду.