Дети богини Кали
Шрифт:
Он не удивился, когда Виктория задержала его после показа.
– Тебе понравился ролик?
Она стояла, прислонившись спиной к дверному косяку, курила, вставив папиросу в изящный деревянный фильтр, похожий на клюв диковинной птицы.
Юноша молчал, для него было очевидно, что не этот вопрос на самом деле хочет задать ему она, остановив на его лице пристальный взгляд больших темных глаз – она могла с тем же успехом поинтересоваться, любит ли он дождь или какая, по его мнению, партия займет большее число кресел в Совете по итогам следующих выборов…
Длиннопалой рукой Виктория отвела назад жесткие черные волосы с нитями благородной ранней седины, откинув голову, коснулась косяка затылком.
Малколм
– Да, – ответил он, опустив ресницы.
– Хочешь поужинать? – спросила она в свою очередь, – неподалеку есть отличный ресторанчик, где подают дичь, поджаренную на угольях.
– Спасибо, я не голоден, – ответил юноша, по-прежнему не глядя на неё.
– Ну нет, так нет, – отреагировала Виктория порывисто, почти едко; как многие слишком страстные натуры, она часто торопилась с выводами, в особенности, когда речь шла о чем-то для неё важном.
Она с силой оттолкнулась руками от косяка и, повернувшись к Малколму спиной, собралась уходить. Она увидел её вдруг и опасной, и жалкой, как охотник видит дикого хищного зверя под прицелом своего ружья.
– Я не говорил «нет», – этот юноша до того привык скруглять острые углы, что это стало его натурой, – я только сказал, что не буду ужинать, во всяком случае, дичью…
ГЛАВА 10
Виктория сняла для Малколма уютную квартирку в высотке на окраине города. Из окна открывался прелестный вид, и по утрам она, поставив на широкий подоконник чашку с дымящимся кофе, выкуривала сигарету, любуясь склоном персикового неба и разостланным далеко внизу бархатным покрывалом лесопарка, простиравшегося до самого кольцевого шоссе, мягкое шуршание которого далеко разносилось в ранней прозрачной тишине.
Они никогда не обсуждали характер их отношений. Малколм не мучил Викторию вопросами из серии «как долго это продлиться», «когда ты придешь снова», «что я значу для тебя», безошибочная интуиция подсказывала ему, что это может оказаться лишним и внести нежелательную трещину в установившийся порядок. Он просто ждал её, всегда покорный и ласковый, терпеливо выслушивал всё то, что она ему рассказывала, все истории со студии, если что-то не ладилось, всю грязь, которую она выливала на людей, с которыми приходилось работать. Он должен был быть её отдушиной, утешением, усладой – это стало ясно ему с самого первого момента – и пока он отлично справлялся с этой ролью.
– За что ты не любишь Эдну? – во время одной из таких бесед спросил Викторию Малколм, – Мне кажется, что ты слишком часто унижаешь её режиссерское достоинство. Она ведь имеет полное право чувствовать себя автором тех кадров, которые вы снимаете…
– Почему ты решил, что не люблю? – возразила Виктория; она села на постели, подложив под спину подушку, и поставила пепельницу рядом с собою на одеяло, – я как раз люблю Эдну, мы вместе служили в армии, и вместе поступали, она всегда мне звонит, если у неё хороший контракт, ей нравится работать со мной, и она частенько повторяет: «Ты мой счастливый талисман, но порой жутко меня раздражаешь…"»
– Но вы ведь так много ссоритесь на съемочной площадке…
– Я думаю, что в данном случае это нормальная диалектика киноискусства. Когда несколько человек объединяют свои творческие способности, складывают вместе свои уникальные неповторимые видения предметов и явлений, нестыковки неизбежны, ведь творчество всегда продукт глубоко индивидуальный, личный. Когда работает коллектив, результат труда
– Почему?
– Не нравится продюсерам, – Виктория недовольно поморщилась; уронив пепел на одеяло, она небрежно сдула его, – Эдна снимает тяжеловесно, вдумчиво, медлительно, делает много акцентов на деталях, а в современном кино сейчас взят курс на облегчение кадра, исключение информационной и эмоциональной перегрузки зрителя, усиление динамичности сюжета – зритель не должен скучать, надо сделать так, чтобы картина подхватывала его и несла… И он не должен много думать, пусть жует себе попкорн в кинозале, наши фильмы перестанут покупать, если из-за передозировки смыслом бытия, – она иронично усмехнулась, – упадут продажи попкорна, кино – это индустрия, бизнес, поэтому наша продукция обязана соответствовать спросу.
– Бедная Эдна… – Малколм сочувственно вздохнул, склонив хорошенькую головку на плечо Виктории, – у неё, я заметил, такие резкие нервные манеры, как будто сжатая пружина внутри, должно быть, она очень сильно переживает недостаток самореализации.
– Возможно, – небрежно ответила Виктория, – но я думаю, что это в большей степени из-за любви. У нее было три мужа, и со всеми тремя ей одинаково не повезло – они изменяли ей с её ассистентками, актрисами, даже с сотрудницами, отвечающими за освещение, тратили её деньги, и в конце концов уходили… Вряд ли найдется человек, способный не приобрести после такого хроническую тягу к самоуничижению, – Виктория потушила сигарету, уронила руки на одеяло, – каюсь, здесь и я приложила руку. Во время сьемок одного из наших совместных фильмов, у нас обеих случился роман с исполнителем главной роли, она на меня очень долго потом дулась, но, боюсь, это было необходимо; в фильме не получилось бы такого надрывного эротического накала, не окажись мы обе от него без ума, а он был вот нечто вроде тебя, молоденький совсем, нет и двадцати, а уже такой спокойный и нравственно терпимый, – она усмехнулась, – перепрыгивал из одной постели в другую как кузнечик, и ничего… А кстати, – Виктория повернулась к Малколму, глаза её задорно сверкнули, – а ты не думал о том, чтобы попробовать себя в кино?
– Нет, – удивился юноша, – у меня же нет таланта.
Виктория откинулась на сложенные стопкой подушки и рассмеялась.
– А вот тут ты ошибаешься. Ты обладаешь самым большим и важным из всех талантов, а именно – ты способен ответить взаимностью на всякую обращенную к тебе любовь. Немногим это дано. Гордыня диктует нам необходимость тщательно выбирать себе предмет для поклонения. И в обоснованности этого выбора мы находим подтверждение высоты нашего духовного развития. Только животному для спаривания, считаем мы, сойдет любая здоровая особь своего вида. Существа разумные, мы преисполнились высокомерия… А я вот думаю, что это своеобразная мудрость – не выбирать. Ведь в каждом из нас, если присмотреться, можно обнаружить Вселенную. И полюбить. И жизни не хватит, чтобы разгадать эту Вселенную до конца… Отпихнуть распахнутый перед тобою мир, если он чем-то тебя не устраивает, гораздо проще, чем, преодолев себя, принять его. Я убеждена, любовь – это талант, – Виктория выразительно посмотрела на Малколма, – и у тебя он есть. С таким талантом можно пробиться и в кино, и во власть – куда угодно – ибо любое притворство рано или поздно будет раскрыто, а вот искренность чувств всегда и везде оценят по достоинству.