Дети гарнизона
Шрифт:
и эта пассажирка со своими символами... Опечалился…
Попутчица вернулась спокойная, умиротворенная, как будто решилась про себя на что-то,
положив рядом с собой старый кожаный портфельчик. Нат тронул доверительно мягкую,
потертую временем кожу:
— Трофейный, немецкий. Откуда портфельчик? — пробежался пальцами по застежкам со
спиленными свастиками.
— Отцовский, от дедушки достался. Он со мной с тех пор, как из гарнизона уехала, — гордо
отвечала, окидывая
свечки приятный Натов натюрмортик на столе. — И вы, вижу, даром времени не теряли, Нат
Берлин. Быстро все соорудили. Вполне располагает к общению. Общенью-обольщенью… Вы
опытный дамский угодник! — иронично усмехнулась, присаживаясь поудобней.
— Как Патрик? — поинтересовался, пропустив мимо ушей иронию.
— Спит словно в люльке. Проснется только утром. Муж называл его Пат, а я — Петрик. Так
звали мальчишку в моей любимой книжке из детства…
Корабль качнуло, сладкое угощенье, свечка в бокале, салфетница — все поехало по столу.
Оба руками подхватили бокал со свечкой у самой кромки, стукнувшись легонько лбами.
— Вам не больно? — участливо спросил Нат.
— Ох, кидает, как на качелях! Надеюсь, что этот шторм и вам, и мне дан как
предупреждение…
— Предупреждение? Штормовое?
— Сразу предупреждаю: могут быть довольно откровенные сцены… — трогательно
произнесла Лена, подглядывая реакцию собеседника.
— Не томите, открывайте заветный саквояжик.
— И портфельчик, и семейный фотоальбомчик, и истории — все раритетное!— улыбалась,
глаза ее совершенно просохли. — Тут все мое фамильное наследие, даже документы на старый
графский замок!
— Как в сказке! Показывайте, сгораю от нетерпения!
— Ну что же, полюбуйтесь, — она смело распахнула принесенный фотоальбом, похожий на
старую толстую книжку. — Мое первое ню. А здесь совсем кроха, закутанная «чебурашка». На
засыпанном снегом плато Ай-Петри. Года два, не больше. А вот на новогодней елке. В первом
бальном платье. Мама сшила… — с блеклой цветной фотографии смотрело на заинтересованного
зрителя задорное детское личико. — Я появилась на свет в ночь до первой звезды. Символично,
правда?
На пороге корабельного бара возникла вездесущая фигура капитана, осматривавшего
немногих догонявшихся на штормовую ночь крепкими напитками пассажиров. Кэп подошел к
стойке, взгромоздился на барный стульчик, что-то спросил бармена.
«Что, больше заняться нечем в шторм?» Неожиданно скитальца Ната осенило: ему бы
потихоньку, ни шатко ни валко, сваливать от «вездесущего ока» братвы, а он на виду у всех
торчит в компании эффектной женщины! И капитан смотрит пристально неспроста. «На раз
стукнет по рации кому надо, старый сексот!» Но долг джентльмена требовал по-рыцарски
отнестись к даме сердца. Он вздохнул легонько и снова подлил в бокалы. — Это просто
ностальгия. И мне жизнь представляется фарсом на три акта. Никто не знает, что будет дальше.
Но все же финал должен быть со счастливым концом, ведь правда? Живет человек, и жизнь — как
бы случайно — ставит на его пути испытания. Разные: богатством и славой или нищетой и
лихолетьем. Говорят, удачливый увидит все и возьмет, что надо. А другой будет довольствоваться
тем, что подарила судьба. Или все-таки выбирают нас?
Чем ближе Нат Берлин знакомился с чужим непростым прошлым, тем дальше оставались в
прошлом его передряги. Уходили, уносимые волнами, выдуваемые ветром перемен. И внутренне
даже радовался тому, как все разворачивается, влечет по незнакомой жизненной тропе.
День вчерашний и день сегодняшний и — что ждет впереди?— размышлял он, слушая
рассказы прекрасной попутчицы. Если эти три понятия соединены, то логичнее ответить на
вопросы, которые ставит перед нами современная жизнь. Большинство из нас рождается не
спланировано, не заранее выдающимися личностями: их имена останутся безразличны для
скрижалей истории. Ну, простой человек, простая жизнь, но если снять этот поверхностный слой
с человеческой обычной судьбы, то откроются пытливому взору такие глубины, такие потаенные
извилины жизни…
Они были последними, кто покинул бар в корабельном чреве. Нат тащился сзади, со старым
портфельчиком в руке, любуясь красивыми и манящими формами поднимавшейся по лестнице
Елены. «Ничего, будешь моей еще сегодня! Или уже завтра?» — Автоматически взглянул на часы,
его пару раз кинуло штормом неуклюже о жесткую переборку. И больно, и смешно.
— Вы мне все больше НАТО напоминаете, военно-политический союз, — улыбалась ему,
оборачиваясь. — Непоследовательны, белые цвета на флаге преобладают — ни то, не се. Ни Богу
свечка, ни черту кочерга. Но настырны. Затянули в каюту, баловник!
Нат был взволнован, тыкался ключом в дверь своей каюты.
— Кто мог просветить в сложной интимной сфере тогда, если не подруги, с которыми я
дружила все школьные годы? — Попутчица продолжила свою исповедь в Натовской каюте, с
ногами забравшись в кресло и держа на отлете тонкими пальцами время от времени слегка
вздрагивавший и оттого тонко звеневший бокал с крепким янтарным напитком. — Так вот,
слушайте дальше. Конечно, сказалась сексуальная революция, накрывшая нашу страну в начале