Дети Ирия. Ладомира
Шрифт:
Обитатели замка получили щедрое угощение и выпивку от хозяина. С момента появления в Хаммабурге дикарки, не утихали разговоры среди домашней челяди, перемывавшие ей косточки. Одна только бывшая наложница отмалчивалась, опасаясь, что Хогерфест прогневается на неё и из швейной мастерской сошлёт её на полевые работы.
Зельма часто прогуливалась по обширной территории Хаммабурга, восходила по каменным лестницам на восточную замковую стену, откуда открывался вид на правый берег Альбы. С каждым днём женщина замечала, что на территориях, ещё недавно принадлежавшим славянам, появляются
Стоял ноябрь, листва давно опала. В воздухе витал неповторимый аромат зимней свежести. Утренние заморозки прихватывали землю хрустящим инеем. Альбу покрыл ещё тонкий хрупкий лёд, но судоходство по ней прекратилось. Ладомира-Зельма, стоя на замковой стене, с тоской всматривалась вдаль, размышляя о том, что в Велегоше сейчас выпал пушистый снег, дети играют в снежки, катаются на санках, топятся бани…
Она мысленно помолилась матери Сыра-Земли, Живе, попросила Рожаниц ниспослать ей лёгкие роды.
В Хаммабурге приближался священный праздник явления Логоса. В этот день почти семь веков назад князь Земомысл прозрел, отрёкся от языческих богов, впустив в душу великого Логоса. В вотчине ландмейстера, как обычно, готовились встретить этот знаменательный день с особой пышностью.
Сирин, после возвращения с поля брани в Радогош, стала свидетелем чудовищного гнева Триглава. Он, подобно Перуну, сотрясавшему свой родовой чертог громом и молниями, ярился и потрясал кулаками в воздухе, топал ногами, бил посуду, пытаясь воззвать к разуму Радегаста, Руевита, Алконоста, Гамаюна, Семаргла и её, Сирина.
Сыны Триглава, Алконост, Гамаюн и Семаргл пытались возразить, Сирин же отмалчивалась, стойко вынеся все нападки главы рода.
В родовом чертоге Перуна также кипели нешуточные страсти. Перун пообещал своим дочерям, Сильнобогу, Яровиту и Прове запереть их каменном мешке и держать впроголодь. На что Додола заметила:
— Бросишь моих дочерей в темницу, и я за ними последую. — Пригрозила она.
Перун снова рассвирепел.
— Такого неуважения к главе рода отродясь не выказывали! — ревел он. — Это что сговор?! Неповиновение?!
На сторону дочерей Перуна, его жены и Прове, встали и другие члены рода. Перун растерялся, ярость его погасла.
Он беспомощно сел за широкий стол, и с понурым видом сказал:
— Я понял, вы меня не чтите… Моё мнение и древние законы Ирия в Радогоше никому не нужны.
Сородичи тревожно переглянулись.
— Срежу золотые усы, заплету длинные волосы в косу, и как простой кузнец уйду к людям. Живите здесь, как хотите. Сами себе законы устанавливайте… А с меня хватит… — обиженно заявил Перун и покинул родовой чертог.
Додола не на шутку обеспокоилась и последовала вслед за мужем. Тот же долго и бесцельно бродил по опустевшему городу. Додола поспешила к Сварогу, своему тестю, и поделилась опасениями:
— Перун надысь собрался из Радогоша уйти! Намерен усы свои золотые обрезать, волосы в косу заплести, простым кузнецом к славянам отправиться!
Сварог задумчиво погладил длинную седую бороду.
— А что? Хороша мысль… — неожиданно для невестки поддержал он своего сына. — И то будет польза. Сколь можно сидеть в Радогоше без дела? А так хоть славянам древние секреты ковки сверхпрочных металлов передадим. Да и механизмы делать научим…
Додола всплеснула руками.
— Великий Род! Сварог! И ты туда же?! Давно ли?! Ты об этом лучше Триглаву скажи!
Сварог усмехнулся в бороду.
— Скажу… Непременно скажу…
Триглав же, подобно, Перуну, ослушавшихся сородичей, запирать в темницу не намеревался. Выплеснув гнев, он поостыл, понимая, что никоим образом не сможет наказать их.
Сирин же, воспользовавшись временной передышкой в чертоге, снова обратилась кукшей и отправилась в Хаммабург, где свила себе гнёздышко на крыше одной из хозяйственных построек. Оттуда она наблюдала за жизнью города и за Ладомирой.
На следующий день Сварог объявил Триглаву о своём намерении покинуть Радогош вместе с Перуном. Триглав от такой новости округлил глаза и открыл рот. Сварог, понимая состояние главы рода, сказал:
— Мы — последние, кто остался в Радогоше. Саксонцы закрепились на правом берегу Альбы и будут копить силы — впереди ещё одна кровавая битва. Коли будем сидеть, сложа руки, — сгинем. Я долго думал над древним законом, запрещающим нам вмешательство в земные дела…
Триглав, несколько оправившись, спросил:
— И что ты надумал, Сварог? Ведь ты до последнего почитал законы Ирия!
— Да… Почитал… Что в них толку-то? — неожиданно ответил он. — Молодёжь наша, рождённая на земле, куда умнее нас…
— Молодёжь слишком горяча! А законы завещаны нам Ирием! — горячился Триглав.
— Ирия больше нет. Мы уже много тысячелетий, как покинули свою прародину. Помнишь, сколько нас было? Сколь детей наших рождались здесь, на земле? И где они теперь? Мы не то, что рожать, сами-то выживаем с трудом! Или ты хочешь, чтобы Радогош превратился в опустошённый Йордгард? — мудро ответил Сварог. — Решено: я ухожу вместе с Перуном. Будем ковать отменные мечи для славян! Тем паче, что от наших колесниц и Рарогов более нет толку! Мы не можем в здешних условиях снова оснастить их огненными стрелами.
Вскоре Перун и Сварог покинули Радогош. За ними последовали Магура и Эйр, решив вернуться к своему былому ремеслу — врачеванию людей.
Велес, вдохновлённый примером сородичей, тоже засобирался в дальний путь.
Жива пыталась отговорить его.
— Что ты станешь делать среди людей, Велес? Ты — ни кузнец, ни механик, ни лекарь, ни воин! Ты — сказитель!
— Буду скитаться по свету, слагать стихи… — мечтательно произнёс Велес.
— Стихами сыт не будешь! Мы хоть и подпитываемся Ваттеном, но от простой человеческой еды не отказываемся! — Пыталась возразить Жива. — Ты и недели вне города не протянешь!