Дети капитана Гранта
Шрифт:
– Неверно, дорогой Паганель! – возразил Гленарван.
– Что же нам делать?
– То, что делаем мы!
«Дункан» между тем с поразительной быстротой плыл по пути Веспуччи и Магеллана. 15 сентября он пересек тропик Козерога и взял курс на вход в знаменитый пролив. Днем можно было рассмотреть на горизонте едва заметную полоску – берега Патагонии. Яхта шла примерно в десяти милях от берега, и на таком расстоянии даже в великолепную подзорную трубу Паганеля едва можно было разглядеть это американское
25 сентября «Дункан» очутился у входа в Магелланов пролив, Джон Мангльс, не колеблясь, ввел в него яхту. Этот путь обычно избирается пароходами, следующими из Атлантического в Тихий океан. Точная длина пролива – триста семьдесят шесть миль; он судоходен на всем своем протяжении даже для кораблей с глубокой осадкой; дно его великолепно держит якори; многочисленные водоемы с пресной водой, изобилующие рыбой реки, двадцать удобных и безопасных якорных стоянок – все это вместе взятое дает ему неоспоримое преимущество в глазах морехода перед опасным проливом Лемера и страшными скалами мыса Горн, где свирепствуют беспрерывные бури и ураганы. В продолжение первых часов плавания по Магелланову проливу, то есть на протяжении шестидесяти-восьмидесяти миль, берега его низменны и песчаны.
Жак Паганель не спускал глаз с земли, жадно рассматривая каждый камешек. Переход должен был продлиться не больше тридцати шести часов, и движущаяся панорама освещенных великолепным южным солнцем берегов, несомненно, оправдывала шумный восторг ученого. Ни одного туземца не было видно на северном берегу пролива. Только несколько жалких, истощенных дикарей бродили по голым скалам Огненной Земли.
Паганель очень огорчался, что патагонцы не показываются, и сетования ученого по этому поводу немало позабавили его спутников.
– Что же это за Патагония, когда тут нет ни одного патагонца? – жаловался он.
– Терпение, дорогой географ, – отвечал Гленарван. – Скоро вы увидите патагонцев!
– Я уже перестал в это верить!
– И тем не менее они существуют, – сказала Элен.
– Но я их не вижу.
– Надо полагать, что имя «патагонец», по-испански означающее «большеногий», было дано реально существующим людям, а не привидениям?
– О, имя ничего не доказывает, – отвечал Паганель, упорствовавший в своем мнении только ради того, чтобы поспорить. – Кроме того, вообще неизвестно, как их называют!
– Однако! – воскликнул Гленарван. – Вот это новость!.. Слыхали ли вы про это, майор?
– Нет, – ответил Мак-Набс, – но я не дал бы медного гроша, чтобы узнать это.
– И тем не менее вы это узнаете, равнодушный вы человек! – сказал Паганель. – Магеллан назвал туземцев «патагонцами», это верно; но фиджийцы называют их «тиременеи», чилийцы – «каукалу», колонисты Кармена – «тегуельхи», арауканцы – «уилихи»; Бугенвиль дает им имя «чаухи», а сами себя они зовут «ипакен». Позвольте спросить вас, каким же именем следует звать их и вообще может ли существовать народ, у которого столько имен?
– Вот
– Принимаю его, – сказал Гленарван, – но я надеюсь, наш друг Паганель признает, что если существует сомнение насчет имени патагонцев, то в вопросе о высоте их роста нет расхождений.
– Никогда я не признаю такой нелепости! – живо ответил географ.
– Они огромного роста? – настаивал Гленарван.
– Не знаю.
– Они малорослы? – подсказала Элен.
– Это никому не известно.
– Среднего роста? – спросил Мак-Набс, чтобы всех примирить.
– Не могу вам сказать.
– Ну, это уж чересчур! – воскликнул Гленарван. – Путешественники, видевшие их…
– Эти путешественники отчаянно противоречат друг другу, – перебил его Паганель. – Магеллан, например, утверждал, что его голова едва достигала до пояса взрослого патагонца.
– Вот видите!
– Да. Но Дрэк говорит, что самый высокий патагонец ниже среднего англичанина.
– Ну, насчет англичан я сомневаюсь, – презрительно поморщился майор. – Вот если бы он говорил о шотландцах, тогда было бы другое дело.
– Кэвендиш уверяет, что они крепкие и рослые люди, – продолжал Паганель. – Гаукинс называет их великанами. Лемер и Ван-Схоутен сообщают, что они одиннадцати футов ростом.
– Вот это свидетельства, достойные доверия, – сказал Гленарван.
– В такой же мере, как свидетельства Вуда, Нарборо и Фалькнера о том, что патагонцы – люди среднего роста. С другой стороны, Байрон, Ла-Жироде, Бугенвиль, Уэллс и Картре определяют их рост в шесть футов шесть дюймов, а д’Орбиньи, ученый, как будто бы лучше всех знающий эту страну, средним ростом патагонца считает пять футов четыре дюйма.
– Но как же определить, какое из этих противоречивых свидетельств – правда? – спросила Элен.
– Вы спрашиваете, где правда? – ответил Паганель. – Правда в том, что у патагонцев длинное туловище и короткие ноги. Все противоречия можно примирить, если признать, что патагонцы ростом в шесть футов, когда сидят, и в пять футов, когда стоят.
– Браво! Вот это остроумно сказано! – воскликнул Гленарван.
– Но это будет правдой в том случае, если они действительно существуют; если же это несуществующий народ, противоречия сами собой отпадают. Кстати сказать, друзья мои, Магелланов пролив великолепен и без патагонцев!
В это время «Дункан» огибал выступ полуострова Брунсвик. С обоих бортов яхты видны были великолепные панорамы. В семидесяти милях от мыса Грегори яхта оставила за штирбортом исправительную тюрьму Пунта-Арена. Чилийский флаг и шпиль колокольни мелькнули между деревьями и исчезли. Пролив извивался теперь между внушительного вида гранитными массивами. Подножия гор были скрыты в чаще густых лесов, а верхушки их, увенчанные шапками вечного снега, были окутаны пеленой облаков. На юго-западе поднималась на шесть с половиной тысяч футов вершина горы Тарн.