Дети на ветру
Шрифт:
Так Сампэй добежал до моста. Мостом служила доска шириной в полметра — она была перекинута через речку. Сампэй взбежал на доску, а конец веревки оставил на берегу. Щенок тявкнул и приготовился прыгать. Тявкнул еще раза два и вцепился в веревку. Тогда Сампэй втянул его на доску. Сидя на заду и упираясь передними лапами в доску, щенок мотал головой, стараясь вырвать веревку из рук Сампэя. Но Сампэй втащил его на доску, словно упирающегося ребенка. И вскоре щенок оказался на середине доски.
И тогда Сампэй стал раскачивать
Сампэй подумал немного, затем взял кирпич, валявшийся неподалеку, положил его на доску, чтобы отрезать щенку путь к отступлению. Потом взял щенка на руки и отнес на середину доски. Ничего не подозревавший щенок радостно стучал ему хвостом по груди, лизал маленьким языком его щеку. Однако доска снова начала качаться, и щенок опять стал пробираться по ней к берегу. Пройдя немного, он натолкнулся на кирпич, который то взлетал наверх, то двигался вперед или в сторону — того и гляди, шлепнется в воду. Щенок взобрался на кирпич передними лапами и вместе с ним стал взлетать вверх и вниз, мотаться вправо и влево. Поджав свой тоненький хвостик, он изо всех сил старался удержаться на доске, и это старание отражалось в его глазах. Однако Сампэй не обращал на него внимания, он ждал, когда кирпич окажется, наконец, на краю доски. Осталось совсем немного, совсем чуть-чуть.
Шлеп! — раздался всплеск воды. И затем еще: шлеп!
И кирпич и щенок упали в воду. Однако щенок сразу же выплыл и стал двигаться по направлению к берегу. Он плыл, как обычно плавают крысы, высунув из воды только голову. Его немного отнесло вниз по течению, но он все же вылез на берег и вышел из травы на дорогу. Отряхнулся, сбросил с себя капли воды и подошел к ногам Сампэя. Здесь он присел, хвост его дрожал — наверно, он сильно устал.
Сампэй подумал, не проделать ли это еще раз, но тут его окликнул Дзэнта:
— Эй! Ты что это делаешь?
— Знаешь как интересно! — Сампэй рассказал брату про щенка. — Оказывается, собака плохо держится на доске.
— Ты что говоришь?! Вот злодей! И не жалко тебе щенка?
Похоже, Дзэнта рассердился не на шутку.
— Не жалко. Я хотел посмотреть, как он будет умирать: как будто заснет или еще как…
— Ну и дрянь же ты! — рассвирепел Дзэнта — Дурак! Вот увидишь, скажу папе. А что, если тебя бросить в реку? Небось заплачешь, завопишь от страха.
— Я? Заплачу? Да никогда!
— Ну, тогда прыгай!
— А вот и прыгну.
— Давай, сейчас же!
— Пожалуйста!
— Смотри утонешь!
— Ну и пусть!
— А умирать тяжело.
— Ну и ладно!
— Тогда прыгай! Только ты не сможешь, наверно.
— Смогу.
— Ты только говоришь, а сам и не собираешься топиться. Страшно, наверно.
— Мне?
Сампэй стянул с головы шапку. Затем разулся. Стал раздеваться. Похоже, на самом деле решил прыгать. Дзэнта побледнел. Что же делать? А Сампэй в одних трусиках направлялся к доске. Тогда Дзэнта улыбнулся примирительно, однако сказал:
— Кто же это умирает голышом? Ты что, поплавать захотел?
— Так одежда намокнет!
— А тебе не все равно? Ты же надумал топиться.
— А как же быть, если одежда промокнет?
— О чем ты говоришь? Никто не топится голым. Одевайся! Оденешься — тогда и прыгай.
— Не буду.
— Ну, если не хочешь, то не прыгай.
— Ты же сам сказал: «Прыгай!»
— Ну, сказал. Но я не говорил, чтоб ты раздетый прыгал.
— Если я намочу одежду, мне попадет.
— А что тебе за дело, попадет тебе или нет, когда ты мертвым будешь?
Страсти понемногу улеглись, и Дзэнта сказал улыбаясь:
— Ну ладно, одевайся!
— Ага! Тогда ты выиграешь!
— Ну и что! Одевайся, а то простудишься.
Дело шло к осени. На реке было ветрено.
Наступила зима, а они все еще не уехали в Токио.
Был урок чтения. Сампэй рассеянно поглядывал в окно. Там все было белым. Мириады снежинок непрерывно падали с неба. Падали бесшумно. Иногда налетал ветер, тогда снег завихрялся, начинал лететь косо и, шурша, стучал в окно. Глядя на него, Сампэй думал: «Есть ли конец этому снегу?»
Снежный двор был похож на белый лес. Наверно, вся Япония напоминала теперь белый лес.
Он перевел глаза на класс. Какой же он черный! И костюм учителя — черный, и форма учеников — черная, и доска — черная. И печь — черная. И головы учеников — черные. Сколько же этих черных голов!
И тут Сампэй снова подумал:
«А ведь в каждой школе склонились рядами такие же черные головы и большой черный учитель учит их».
Все это так странно!
Сампэй стал рассматривать лицо учителя. По обеим сторонам его темной головы торчали большие уши. И Сампэй подумал:
«А они ведь шевелятся!» Ему показалось, что большие уши учителя двигались, как уши зверя. И чем больше он на них смотрел, тем удивительнее ему было. «Неужели у учителя всегда были такие уши?»
Он словно впервые заметил их. Ну конечно, они шевелятся! Тут он взглянул на голову сидящего впереди товарища. И у того торчали два больших уха. И они вовсе не были похожи на человеческие. Он оглядел головы всех учеников — у каждой головы по бокам торчали уши. Может, это волки? Или лисы? А может, собаки, одетые в форму, сидят и глядят на доску?