Дети победителей
Шрифт:
– Кто?
– Ты не знаешь, что ли? Учитель, тоже мне! Цири в колодцах живут и утаскивают ночью на дно непослушных детей! А этот без воды совсем усох. Так ему и надо.
Лагерь за спиной словно затих, и будни тревожных солдат ушли на задний план, отодвинулась война вместе со всеми крысами мира. Кейтелле, мучимый сомненьями, не удержался от короткой улыбки, которую, правда, тут же погасила волна страха - она не покидала его теперь никогда. Но он все же собрался с мыслями.
– Когда-то очень давно, - начал он, пялясь в колодец.
– Еще когда башня народа ялма не рухнула под тяжестью
Химилла резко вскинул голову и уставился на Кеталиниро во все глаза.
– Был он уже стар, семьи не нажил, - продолжил Кейтелле уже бодрее.
– И не было никого, кто мог бы разделить с ним его несчастья и радости. И вот однажды, в дождливую осень, крестьянин взял посох и отправился в лес за грибами.
– Один?
– не поверил Химилла.
– Совершенно один, ведь брать ему с собой было некого.
– А как же волки?
– В том и дело!
– Кейтелле, пренебрегая осторожностью, смело сел на край колодца. Послышался тихий шелест исчезающих во тьме осколков глины.
– По дороге он услышал волчий вой и так напугался, что побежал, не разбирая дороги. Посох он потерял и сам потерялся, но понял это, когда очнулся возле незнакомой лесной избушки. Она вся покосилась, а деревянные стены грозили рассыпаться на глазах. Крестьянин решил войти внутрь, хотя слышал легенды о колдунах и волшебниках, что прячутся в чаще…
Химилла затравленно оглянулся - он тоже слышал о колдунах и волшебниках.
– …из вежливости к хозяевам он не стал врываться в дом с криками о помощи, а тихо постучал. Но ему никто не ответил… а волчий вой был все ближе тем временем. Тогда он постучал громче, и вновь тишина, лишь послышался детский плач. Крестьянин растерялся, но волки были уже рядом, и он решился войти внутрь. Он дернул дверь, и та чуть не сорвалась с петель. А внутри было темно, на полу лежал слой пыли, словно по нему никто не ходил уже много дней. У окна стоял стол на пяти ножках, а на столе - корзинка с плачущим ребенком.
Химилла странно охнул.
– Крестьянин запер дверь и поспешил к младенцу. Лицо того было завешено серыми кудрями и паутиной, так что был виден только разинутый рот, полный острых зубов. Крестьянин подумал: “Как рано зубы прорезались!” и запел колыбельную, чтобы успокоить дитя. А сам начал аккуратно убирать волосы с лица ребенка, о чем тут же пожалел, отшатнувшись в ужасе: ведь на лице не было ни одного глаза…
– Чудище безглазое!
– воскликнул Химилла, он подпрыгнул на месте и уже собирался сказать, что знает, о ком речь пойдет в сказке, но тут в воздухе засвистело, загудело, поднялся вой, сквозь который Кейтелле едва услышал крик Химироланика, приказывавшего ложиться на землю. Все последующее слилось в неясные обрывки.
…Их прижало к стене вместе с Келлиарнихом. Тот, обезумев, хохотал и рыдал от счастья.
– Здорово!
– вопил он сквозь агонию умирающих и свист снарядов. В двух метрах от них, под огнем, на самом открытом свету месте лежало изувеченное до неузнаваемости тело. Оно извивалось, широко открывая беззубую пасть, молотя по земле обрубками - тем, что осталось от рук. К счастью, мощнейшая потеря крови успокоила его почти сразу. Кейтелле било крупной дрожью. Он ничего не соображал. А веселый командир, окончательно растеряв остатки разума, продолжал говорить сквозь хохот и слезы. Что-то совал в карманы Кейтелле. Кажется, это были ручные гранаты.
– Давай же! Развороши крысятник! Тебя бы в лагерь на один день! Чтобы понял разницу! Тут - все! Всё в наших руках! Мы можем убить их! Мы всех их можем убить!
На мгновение отступившая муть позволила увидеть лицо Келлиарниха ближе, чем когда-либо. Оно скрывало историю, написанную глубокими шрамами - горькую, жестокую, но до сих пор - со счастливым концом.
– Держи!
– Химилла что-то сунул в непослушные руки. Штука вывалилась на землю.
– Да держи же!
– он повторил действие, но на этот раз уже грубо, и освободившейся рукой врезал старшему товарищу по лицу. Глаза Кеталиниро почти не прояснились, но пальцы сами обняли холодный металл. Прижали к груди.
– Чертов идиот! Давай же! Мне роста не хватит сделать это!
– Химилла, потеряв всякое терпение, дернул бывшего преподавателя за воротник. Тот встал, все так же бестолково таращась вокруг.
– Смотри… смотри сюда, тебе говорят! Бери это в правую руку! В правую!!! За вот это, да. Нажимаешь… А теперь резко вверх!
Снаряд соскользнул с держателя и полетел к маячку врага. Но тут же в нескольких метрах от них рванула очередная граната, отбросив снаряд обратно в окоп.
– Беги!
– изо всех сил закричал Химилла, и…
С земли было несложно разглядеть фигуру Келлиарниха. Он стоял во весь рост на возвышении. Поливал крыс свинцом и продолжал дико смеяться. Смерть подлетела сзади, врезалась в щит на пояснице, застряла там и взорвалась, расплескивая внутренности безумного бойца. Величественная фигура с сожженным лицом и развороченным туловищем нелепо раскинулась в полете. Он упал в грязь, совсем недалеко от Кеталиниро.
К сожалению, Кейтелле еще не дошел до той точки, когда явь можно попутать с ночным кошмаром.
Эмолий рычал в бессильной злобе. Над ним свешивалось бледное крысиное лицо, с которого ручьями стекала кровь. Рейнайоли отплевывался, давился и совершенно не мог выбраться. Свободы хватало лишь на то, чтобы убедиться - прямо на них прет крысиный ходунок, под тяжестью которого хрустели кости мертвых и живых - всех, кто попадался на пути. Эмолий завопил в ярости, но услышал его только Кеталиниро. Тот все пытался найти в кружащемся аду Химиллу.
– Рейн… - учитель подкатился к нагромождению тел.
– Вали отсюда!
– но его уже тащили за руки.
– Не так, идиот!
Тогда Кейтелле сделал единственное, до чего сумел додуматься. Он достал ручную гранату - прощальный подарок командира.
– Мы его подорвем!
– Идиот! Идиот! Он слишком близко! Он же и нас…
Но снаряд уже летел к надвигающейся машине. Взрывная волна расшвыряла нагромождение.
Иногда мерещился голос:
– Ты меня только не оставляй! Ну пожалуйста! Я приведу кого-нибудь, обещаю! Ну прости, что я тебя ударил! Я найду кого-нибудь! Тут еще должен быть кто-то живой, кроме нас!