Дети с Горластой улицы

Линдгрен Астрид

— Ты можешь есть мои блины, если хочешь, тебе можно, а вот Юнасу и Миа-Марии нельзя. — Хотя птичка вовсе и не собиралась есть Лоттины блины.

А вот мы с Юнасом от них не отказались бы. Тогда я протянула к Лотте руку и жалобным голосом пропела:

— Подайте Христа ради на пропитание! — И Лотта дала мне надкусанный блин.

Я посыпала его сахаром, намазала вареньем и съела.

Он был очень вкусный, хоть и надкусанный. Тогда Юнас тоже попросил: «Подайте Христа ради на пропитание!» — и тоже получил блин, потому что Лотте это казалось смешным. А когда мы съели все её блины, она сказала:

— Блинные листья кончились. Теперь вы должны есть настоящие!

Она нарвала целую пригоршню зелёных листьев и потребовала, чтобы мы их съели. Но мы с Юнасом сказали, что уже сыты.

— С сахаром и вареньем это будет очень вкусно, — рассудила Лотта, посыпала лист сахарным песком, намазала вареньем и съела.

— Смотри, не проглоти вместе с ним червяка! — предостерёг её Юнас.

— Пусть червяк сам за собой смотрит, я ему не нянька, — ответила Лотта.

«Эта девочка за словом в карман не лезет», — всегда говорит мама.

На другой день было воскресенье, и на обед у нас была салака и рыбные тефтели, которых Лотта терпеть не может. Погода стояла хорошая, а в хорошую погоду бабушка с дедушкой всегда обедают в саду под большим деревом. Мы все собрались вокруг стола — дедушка, бабушка, мама, Юнас и я. А Лотта играла с кошкой и к нам даже не подошла, хотя мама звала её несколько раз. В конце концов она соизволила подойти, но, увидев, что мы едим салаку, сказала:

— Фараон вас подери, кто же ест салаку в воскресенье!

Мама ужасно рассердилась, ведь она тысячу раз говорила Лотте, что выражение «фараон вас подери» — это почти ругательство, такое же, как «чёрт подери», и произносить подобные слова неприлично, и если Лотта произнесёт их хотя бы ещё раз, она сейчас же уедет в город. Сесть с нами за стол мама ей не разрешила, и, пока мы обедали, Лотта ходила по саду и громко причитала.

Потом, когда мы все поели, мама усадила Лотту за стол, и ей пришлось обедать в полном одиночестве. Она продолжала плакать и причитать, и мама отослала нас с Юнасом играть в другой конец сада, чтобы Лотта осталась одна, пока снова не станет послушной девочкой. Но мы спрятались за углом и наблюдали за плачущей Лоттой.

В конце концов Лотта успокоилась, но только потому, что ей в голову пришла одна из её сумасбродных идей. Она взяла со своей тарелки салаку, подошла к бочке с водой, что стояла под водостоком, и бросила салаку в бочку. Когда мама поинтересовалась, что она делает, Лотта, глядя на жареную салаку, сказала:

— Какого чёрта, неужели ты даже плавать не умеешь?

— Лотта, ты разве забыла, о чём я тебя просила? — рассердилась мама.

Лотта кивнула маме и ушла в дом, но вскоре вернулась с маленьким чемоданчиком, из которого свисал и тащился по земле поясок от платья. Мама, бабушка, дедушка, Юнас и я стояли и смотрели на собравшуюся в путь Лотту.

Она подошла к бабушке с дедушкой, сделала реверанс и сказала:

— Я уезжаю домой к папе, потому что он добрее мамы.

С мамой она не попрощалась, впрочем, и со мной и с Юнасом тоже. Мы стояли и смотрели, как она идёт, а за ней тащится поясок. У калитки Лотта вдруг остановилась и долго стояла не двигаясь. Наконец мама не выдержала и подошла к ней.

— Ты, кажется, раздумала ехать в город? — спросила она.

На что Лотта ответила:

— Нет, но не могу же я ехать на поезде одна, чёрт вас всех подери!

Тогда мама взяла Лотту на руки и сказала, что будет лучше, если Лотта никуда не поедет, потому что нам без неё будет грустно. Лотта обняла маму за шею и заплакала. Со мной и Юнасом она говорить отказалась, хотя мы тоже хотели утешить её и развлечь.

А вечером, когда мы уже легли, бабушка рассказала нам несколько библейских легенд и показала картинки в Библии. На одной из них был дяденька, которого звали Иосиф, и бабушка сказала, что фараон Египта подарил Иосифу красивый перстень. На что Лотта не преминула заметить:

— Бабушка, так говорить неприлично.

И с тех пор она сама почти никогда не произносит «фараон вас подери».

Дачный день Лотты

У дедушки с бабушкой есть замечательный маленький домик, в котором играли ещё наша мама и её сестра тётя Кайса, когда были детьми. Он красный и стоит в самом углу сада, к нему ведёт узкая дорожка, а перед входом зеленеет лужайка, на которой растут лесные маргаритки. В домике есть маленькая белая мебель — стол, стулья и шкаф, в шкафу — игрушечный сервис, сковородка и утюг тоже игрушечные, а также маленький кувшинчик и стаканы для сока. В этом домике живут мамины и тётины куклы. И ещё там есть скамеечка — на этой скамеечке сидела бабушка, когда была маленькая. Я никогда не думала, что скамеечка может быть такой старой.

Однажды мы играли в этом домике. Юнас был папа, я — мама, а Лотта — наша работница, её звали Майкен.

— Пойду погуляю с нашей малышкой, — сказал Юнас, взял коляску с тётиной куклой и отправился в сад.

— А я пока вымою пол на кухне, — обрадовалась Лотта.

— Нет, сначала мы с тобой сделаем сыр, — возразила я. — Я мама и потому сама решаю, что нам делать.

— Никакого сыра не будет, пока я не вымою пол, — заявила вдруг Лотта.

И тогда мы с Юнасом сказали, что не будем с ней играть, раз она не слушается нас. Лотте ничего не оставалось как уступить.

Когда готовят сыр, берут смородину с малиной, кладут их в носовой платок и выжимают из них сок, а из того, что осталось в носовом платке, лепят маленькие круглые сырки, они обычно бывают очень кислые.

— Ну а теперь я могу вымыть на кухне пол? — спросила Лотта, когда сыр был готов.

Лотта взяла ведро и пошла к бабушке на кухню за водой, а когда вернулась, то почти всю воду вылила в домике на пол и стала натирать его намыленной щёткой. При этом сама Лотта промокла до нитки.

— Кажется, ты решила искупаться? — спросил Юнас, который уже вернулся с куклой из сада.