Дети Шини
Шрифт:
И когда я вышла из очередного коридора, то была буквально ослеплена. На потолке горела лампочка.
Заслонив глаза, я побежала в бильярдную, а затем в погреб. Герасимов уже долбил в дверь. Сквозь этот стук я различила уверенные шаги по металлической лестнице.
– Эй, люди, мы здесь!
– закричала я, как ненормальная, а через несколько секунд из-за двери послышался знакомый голос.
– Давайте, открывайте, это я.
– Блин, Якушин, - взвыл дурным голосом
– Спаси уже нас, нахрен, отсюда.
– Тогда открывайте.
– Мы не можем. У нас ключа нет.
– Отлично. Я что, по-вашему, могу выломать железную дверь?
– Ты всё можешь, - не сдержавшись, выпалила я.
– Да, блин, - одновременно со мной заорал Герасимов.
– Там в гараже болгарка есть. Тупо петли срежь. Делов-то.
– Какие же вы придурки, - выругался Якушин и ушел.
Я побежала к тоннелю и закричала Амелину, что нас скоро спасут. Но он опять ничего не ответил, потому что после обвала, наверное, была очень плохая слышимость в этом тоннеле.
Никогда прежде я не была так рада видеть Якушина. Кажется, я обнимала его сильнее, чем даже могла вообразить в самых сокровенных мечтах. Прекрасные серо-зеленые глаза смотрели на меня столь приветливо и тепло, что голова закружилась в самом прямом смысле. А тот факт, что именно он пришел за нами, делал меня вдвойне счастливой.
Якушин сказал, что я выгляжу, как пугало, из-за всей этой многослойной одежды и крови, в которой перепачкалась вся.
Он собирался развести камин, но я объяснила, что нужно срочно вытаскивать Амелина и везти в больницу. Тогда Якушин сделал убийственное лицо и недовольно ответил, что, похоже, он уже работает на скорой помощи, но потом снова стал нормальным:
– Можешь описать, чего там у него?
При воспоминании об окровавленной кости меня передернуло.
– Если я ничего не путаю, это называется открытый перелом. Мы замотали тряпками, но кровь всё равно не останавливается. Сам лезть наверх он точно не сможет. Тоннель разбирать долго и сложно.
– Всё ясно. Нужно вызывать спасателей, - резюмировал Якушин.- Они вас и так третьи сутки по всему лесу ищут.
– Как ты их вызовешь, если связи нет?
– спросил Герасимов. - Поедем в поселок, а оттуда вызовем.
– Но в колодце мороз. И очень много крови уже натекло, - отчаянно запротестовала я.
– Кажется, теперь она вся на тебе, - невесело пошутил Якушин.
– Так, Герасимов, садись на снегоход и поезжай до большой дороги. Там ловит.
Якушин сунул ему в руки телефон.
– Как я поеду? Я от голода еле на ногах стою.
– Поедешь. Не в колодец же тебе лезть. Скажи, спасибо, что жив. А пожрать ещё успеешь.
Мы опять вытащили из гаража снегоход и посадили на него Герасимова. Затем, взяли фонарь, машинный трос, какие-то
На улице недосягаемые звёзды по-прежнему мерцали в сумеречной вышине. Было приятно осознавать, что насчет Якушина Амелин так ошибся.
Я заглянула в колодец, но даже с фонариком что-либо внизу было сложно различить. Позвала, Амелин не откликнулся. Не иначе, как музыку опять свою слушал.
– Принеси крепкие прямые палки, - деловито велел Якушин, привязывая к верхней ступеньке трос.
– Нужно будет сделать шину.
Вокруг не было ничего подходящего, только гибкие ветви рябин и кустарники. Я вышла за калитку, пробралась немного вглубь и сразу же нашла несколько толстых сухих сосновых веток, поломанных во время снегопада. После чернильной темноты подземелья, безоблачная зимняя ночь казалась светлой и дружелюбной.
Подобрав самую большую ветку, я попробовала разломить её, но сил не хватило. Взяла другую, и тут, ни с того ни с сего, мне вдруг почудилось с левой стороны какое-то движение, я оглянулась, но среди молчаливых стволов и пушистых еловых лап - ничего, кроме едва уловимого ветерка.
Однако ощущение чужого присутствия всё равно не отступило. Не хватало, что бы приступ паники случился именно сейчас. "Никакого призрака нет", - сказала я себе. "Это всё Петров. А темноте не так уж я и нужна, раз она не тронула меня в подвале. Бояться нечего". Но подсознание сигналило об обратном. Сердце тревожно заколотилось. "Это от потери сил, от голода и нервного потрясения. Бояться нечего". Взяв охапку ветвей, я потащила их к колодцу.
К моему возвращению, Якушин уже сделал из простыни куль и, положив в него аптечку, повесил через плечо. Выбрав самую прямую ветку, он наломал из неё коротких палок, сунул их за пояс и начал осторожно спускаться в колодец.
Моей задачей было светить фонариком на ступени, а когда Якушин будет уже на дне, спустить его, привязав к тросу.
Но как только Якушин скрылся из виду, я снова, краем глаза уловила какое-то движение сбоку, на этот раз совершенно отчетливо. Вздрогнула, быстро
обернулась и оторопела.
Это был не призрак, не кабан, и даже не монстр. Хищный серый зверь стоял по другую сторону колодца и смотрел прямо на меня.
– Эй!
– послышался из колодца голос.
– Уснула что ли? Я ничего не вижу!
– Боже, Саша!
– Что ещё?
– Волк.
Настоящих волков я видела только в зоопарке, и там они, сытые и безразличные, со свалявшейся шерстью и поджатыми хвостами, выглядели обычными дворовыми собаками.
Этот же был некрупный, худой, с болезненно повисшей задней лапой и темным пятном запёкшейся крови на бедре, но от него исходило такое угрожающее напряжение, что я на миг даже дышать перестала.
Волк замер, низко наклонив голову, и неотрывно следил за мной.