Дети Шини
Шрифт:
– Охренеть, - только и смог сказать Якушин.
Я резко подалась назад, а зверь прижал уши, глухо заворчал, и тяжело волоча раненую лапу, начал медленно обходить колодец.
– Лезь сюда, - крикнул Якушин, показываясь из колодца и протягивая руку.
– От тебя кровью несет, как от мясника.
Я осторожно подползла к нему, но едва успела свесить ногу, как волк прыгнул, и мой пронзительный вопль разлетелся по всему лесу.
Не знаю, насчет "всей жизни", которая должна проноситься
Я видела только, как он вцепился в многослойную толщу моей одежки зубами и резко мотнул головой, выдрав клок куртки. Отбиваясь, я треснула его по голове и он, щёлкнув зубами, попытался вцепиться мне в руку, но вдруг неожиданно взвизгнул и отпрянул, в мгновение ока, развернувшись на сто восемьдесят градусов.
Это Якушин огрел его палкой. В первый момент после удара волк пригнулся к земле, словно решая, продолжать ли ему атаку, но потом шерсть на загривке встала дыбом, и он без предупреждения прыгнул. Повалил Якушина и стал остервенело наскакивать, неуклюже, из-за бездвижной лапы, перемещаясь пружинистыми скачками из стороны в сторону, чтобы увернуться от палки.
Торопливо стащив с себя куртку, я примерилась и набросила её волку на голову, точно мешок.
Потеряв ориентацию, он яростно выкручивался, и я держала куртку, сколько было сил. Но этого хватило, чтобы Якушин всё же успел выползти из-под зверя.
Когда же резким рывком волк освободился, то молниеносно схватил меня за рукав, а моя жалкая попытка пнуть его в живот закончилась тем, что я беспомощно завалилась навзничь.
Разгоряченная пасть мгновенно оказалась возле моего лица. Но в ту же секунду Якушин навалился на него сзади и просунул в пасть палку. Обеими руками он держался за её концы, а телом прижимал голову, сдерживая движения волка.
Тот захрипел и я тоже, потому что они оба боролись прямо на мне. Неистово скребя здоровой задней лапой, зверь изо всех сил старался выбраться.
– Давай простыню, - заорал Якушин.
Я кое-как вылезла и, как полоумная, схватила сорванный куль.
– Заматывай.
Обмотала морду волка вместе с зажатой палкой во рту. Он зафыркал и захрипел.
– Сильнее заматывай. Я сейчас отпущу.
С трудом затянув конец простыни, я отпрянула. Якушин выпустил палку.
Волк растеряно заметался и затряс головой.
– Быстро в колодец, - приказал Якушин.
Ноги не слушались, каждая частичка в моем теле нервно дрожала, я делала шаг и падала, в глазах потемнело, а время затормозилось. Стало тягучим, вязким, лениво уплывающим. Точно, хоть я и стараюсь, прикладываю кучу усилий, но при этом остаюсь на месте.
– Тоня!
– Якушин сообразив, что я не могу сдвинуться с места, кинулся ко мне. Но тут, волк, содрав свой самодельный намордник, неожиданно высоко подскочил и, ударив передними лапами ему в спину, тут же сбил с ног. Якушин упал лицом в снег, я попыталась подняться, но уже не
В глазах замелькали белые световые пятна, в ушах нарастал неясный гул, и сквозь туманную пелену я различила множество, стремительно приближающихся к нам, четвероногих теней. Лучше бы я упала в колодец и умерла с Амелиным от потери крови.
Якушин силился скинуть с себя волка, но тот уже разодрал ему куртку и вонзил зубы в шею. Страшный, сдавленный крик поднял меня на ноги и заставил схватить палку. С диким исступлением я принялась лупить волка по хребту. Но то ли удары получались совсем слабые, то ли волк совсем обезумел.
Серые остромордые твари окружили меня, Якушина, сидящего на нем волка, и неожиданно залились дружным, оглушительным лаем.
Волк, щерясь окровавленной пастью, метнулся в сторону, поджал хвост, и гигантскими скачками бросился вглубь сада.
Я обессилено рухнула на колени.
Послышались голоса. К нам бежали люди.
Какой-то мужик в сине-оранжевой спецовке грубо схватил меня за плечи и потряс:
– Как ты?
– Нормально, - прошептала я, оседая на снег.
Они кинулись к Якушину, перевернули, и перед тем, как я окончательно потеряла сознание, успела услышать только.
– Нихрена себе.
А дальше было только пустое пространство и я, как некая частица сознания, не ощущающая себя собой, а только некой абстрактной мыслью. Затем, откуда ни возьмись, появились звезды, множество разноцветных сияющих звезд, больших и не очень, ослепительно ярких и сдержанно приглушенных, вращающихся вокруг самих себя и тех, вокруг которых кружили тысячи других звезд, и я могла направиться к любой из них, но выбрала одну маленькую, красную точку и беспрепятственно двинулась к ней.
И по мере моего приближения, она становилась всё больше и больше, ширилась, разрасталась, пока не объяла меня всю целиком, пока не впитала, не сделала меня ею же. И тогда я всё вспомнила.
– Как тебя зовут?
– Тоня.
– Фамилия.
– Осеева.
– Сколько лет?
– Шестнадцать.
– Ну, всё в порядке.
Надо мной склонился молодой небритый врач в съехавших на нос очках и голубом медицинском костюме. От него сильно несло лекарствами и табаком.
Я лежала в машине скорой помощи, на каталке, но мы никуда не ехали. Увидев, что я пришла в себя, врач взял шприц и собрался сделать мне укол.
– Не боись, - сказал он.
– Сейчас покурим и поедем. Тебе больше всех тут повезло. Бабы всегда самые живучие.
Он противно усмехнулся своей глупой шутке, собрал гармошкой все мои многочисленные рукава и с деланым любопытством стал рассматривать руку.
– Чё, даже не колешься?
– произнес, наконец, разочарованным голосом.