Дети Шини

Ида Мартин

– Тоня, - Якушин покачал головой и укоризненно посмотрел в мою сторону.
– Кажется, ещё вчера ты собиралась с ним в Сочи ехать.

– Да. Потому что я отходчивая и забываю плохое, и почти всегда прощаю людей. И не ненавижу их, как некоторые.

– Вот ты тут, Осеева, выпендриваешься, а сама дальше своего носа не видишь, и слышать ничего не хочешь. Я же сказал, что никогда не поддерживал методы моего отца.

– Тебе нужно было это ещё в началке на плакате написать и над входом в школу вывесить.

–

А я помню, как ты лично всех спалил, когда мы на контроше по биологии ответы из Интернета скатали, - тихо, но очень едко сказала Сёмина.

– И правильно сделал, - парировал Марков.
– Потому что это была итоговая. Почему я, потратив кучу сил и времени, должен получать столько же баллов за реальные знания, сколько и Герасимов за то, что списал?

– Вот-вот, - выкрикнула я, не давая Герасимову и рта раскрыть.
– Не в папаше дело, а в тебе самом. И, если бы у меня была возможность ещё раз запереть тебя в лаборантской, я бы снова так и сделала.

Лицо Маркова вытянулось так, что казалось, будто ещё немного и очки скатятся с носа:

– Это, правда, ты?

– Кривда.

Все резко замолчали, и повисла гнетущая пауза.

– Всё ясно, - наконец, выдавил из себя Марков.
– Теперь и я считаю эту затею с вопросами и ответами бессмысленной.

Он встал и вышел из зала.

– Сразу было ясно, что именно этим всё и закончится, - бросил ему в след Герасимов.

– Вот и поговорили, - грустно вздохнул Петров.
– Прикольно.

– Зачем ты это сказала?
– Якушин негодующе развел руками.
– Ведь, понятно было, что он обидится.

– Пусть обижается. Уроды у него кругом, пусть на себя посмотрит.

– Как ты можешь так говорить? - лицо Якушина выражало гневное осуждение.
– Мы не в школе, и деться отсюда нам некуда.

– Он первый начал.

– Не знал, что ты можешь быть такой холодной и жестокой.

– А ты меня вообще не знаешь.

Ещё не хватало мне начать спорить с Якушиным, так что я просто ушла. И только когда уже начала подниматься по лестнице, поняла, какую глупость совершила. Потому что в конце коридора мелькнуло что-то неясное и исчезло в темном углу.

– Марков?
– тихо позвала я.

Никто не отозвался, а возвращаться было очень стыдно. Я собрала всю волю в кулак и кое-как дошла до нашей комнаты.

А посреди ночи я проснулась просто от явного внутреннего беспокойства, которое бывает, когда на тебя кто-то смотрит. Открыла глаза и в лунном серебристом свечении, увидела возвышающуюся надо мной странную тёмную фигуру, но вместо того, чтобы закричать и позвать на помощь, буквально онемела от ужаса. Лежала и, беспомощно хлопая глазами, пыталась сообразить, что происходит.

– Ты обещала прийти, - наконец, сказал Амелин, увидев мою растерянность. В руках он зачем-то держал

подушку.

– Какого черта ты опять ко мне приперся?
– от возмущения я закричала в полный голос.

– Ты обещала прийти.

– Я приходила. Ты спал. Что тебе сейчас нужно?

– Извини, я не хотел тебя будить. Я просто думал, ты не спишь, и тоже слышишь.

– Что такое?
– я настороженно приподнялась в кровати.
– Что ты слышал?

– Но у вас оказывается тут очень тихо, - он кивнул в сторону окна.

– Ребята, вы чего?
– пробормотала Сёмина сонным голосом.

Мы не ответили, и она, со вздохом перевернувшись на другой бок, тут же снова засопела.

Тогда Амелин сел на край моей кровати и, низко наклонившись, зашептал прямо в ухо:

– Я слышал волков. Настоящий волчий вой, очень громкий и как будто совсем близко.

– С чего ты взял, что это волки?

– Я в этом совершено уверен. И я хотя раньше я никогда этого не слышал, но ничуть не сомневаюсь. Этот звук записан у нас в генетической памяти, поэтому вызывает волнение и безотчетный страх.

– Слушай, - я вытащила руку из-под одеяла и на всякий случай потрогала его лоб, он не был горячим.
– Мы в доме и нам нечего бояться. У нас тепло и светло, у нас здесь полно народу. И вообще, у нас всё хорошо.

– Я тоже так думаю, - он удержал мою руку в своей.
– Но всё равно, там, в мансарде, когда в окно прямо над тобой светит полная белая луна, когда зима, лес и воют волки, очень неприятно быть одному.

Уж это-то он мог мне не объяснять, я бы в этой мансарде и минуты одна не выдержала.

– А чего ты ко мне пришел? Иди в зал. Места там полно.

– И я опять буду кашлять, и они будут злиться, а они и так не очень-то любят меня.

– Не выдумывай. Они просто сами по себе такие, они никого не любят, - я вспомнила наш вечерний разговор и снова разозлилась.
– У каждого своя правда, и никто не хочет уступать. Они очень эгоистичны.

– Мы все очень эгоистичны. Это часть борьбы за выживание. Человек так устроен. И я не обижаюсь. Им не за что любить меня.

– Ладно, всё, иди уже. Если уж ты не боишься призраков и всего такого, то волков тебе уж точно бояться не стоит.

– Я боюсь не их, а того что происходит внутри меня, когда я слышу этот протяжный и жалобный плач, потому что меня безумно тянет откликнуться на него.

– Ещё скажи, что у тебя лезут клыки и начинает расти хвост. Уходи, ты меня и так уже своим мальчиком сегодня перепугал, а мне много не нужно, я и так от каждого темного угла здесь шарахаюсь.

– Тоня, - он умоляюще сжал мою руку.
– Можно я тут с тобой посплю? И нам обоим

не будет страшно.

– Ещё чего!
– я аж села от подобной наглости, и его лицо стало так близко, что я почувствовала дыхание. Черные глаза блестели.