Дети Шини
Шрифт:
Якушин сидел, потупившись в карты, но по остановившемуся взгляду было видно, как он напряженно переваривает услышанное.
Марков щурился, кривился, ёрзал и явно сдерживался, чтобы не начать снова высказываться. Но держался, осознавая, что это будет перебор.
Амелин тихо улыбался, не дурашливо, не вызывающе, не издевательски, как у него часто бывало, а неожиданно нормально и по-человечески, очень ясно и тепло.
Петров отвис первый:
– Ну, уж нет. Кто же нам тебя приготовит?
–
– Что там огроменные запасы.
– Тебе ещё на одну истерику хватит, - заверил Петров.
– Или может на три. А вообще, когда мы в Москву вернемся, я тебе дома камеры в каждой комнате поставлю. Чтобы круглосуточно записывали. Так что если вдруг у тебя снова нечто подобное случится, то посмотришь, как это выглядит со стороны и сразу психовать расхочется. Я один раз матери с тёткой их скандал записал. Где они два часа из-за мусора ругались. Видела бы ты их, когда они потом мою запись смотрели. За то удовольствие, которое я получил, когда увидел их офигевшие лица, мне даже камеру не жалко было, когда тётка её на пол швырнула, говоря, чтобы я больше никогда не смел показывать ей подобную гадость. Они, правда, после этого начали снова орать друг на друга, потому что мама сказала, что тётка не смеет портить вещи, которая она покупает мне, и напрочь позабыли то, что видели, но ты же не такая. Ты же сделала это не потому что считаешь, что все вокруг должны поступать по-твоему. У тебя, наверное, какие-то другие причины были?
– Да чего ты пристал?
– вдруг вступился Герасимов.
– Она не обязана объяснять. Это личное. Человек извинился, сказал, что не прав. Что ещё тебе нужно?
– Я в другом смысле, - пояснил Петров.
– Что может нам нужно знать про эти причины.
– Да, - подхватил Марков.
– Я бы очень хотел знать про эти причины.
– Заткнись!
– закричали мы с Герасимовым в один голос на Маркова.
Настины плечи опять начали мелко подрагивать, и тогда Петров подошел и обнял её и погладил по голове, и сказал:
– Ты, Сёмина, настоящий ребенок Шини. Страшный и ужасный. Вся такая тихая, замороченная, отстраненная, точно не из этого мира, а чуть что, без объяснений за топор. Но когда ты вот так по-нормальному, честно и без нытья разговариваешь, как сейчас, то становишься очень красивая, такая красивая, что за эту красоту простить тебе можно всё что угодно.
Настя недоверчиво покосилась на него:
– Ты, правда, так думаешь?
– У меня взгляд художника. Настоящую красоту ни с чем не спутаешь. Спроси хоть у Герасимова. Правда, Герасимов?
– Угу, - буркнул тот.
– Я же тебе говорил, что тебе нужно актрисой быть.
– Ага, в фильмах ужасов с топором за главными героями гоняться, - не удержался Марков.
И все заулыбались, даже Настя, а Якушин поднял, наконец, глаза и сказал Петрову:
– Ничего, что твоя красавица на холодном полу босиком стоит?
И они продолжили играть в карты, потому что, оказывается, не просто так играли, а разыгрывали еду на три дня. Все, кроме Герасимова, который,
Но после того случая с Настей между нами всеми что-то очень сильно изменилось.
==========
Глава 32 ==========
Утром Якушин и Герасимов взяли по рюкзаку с бутылками и уехали на снегоходе в деревню.
На улице сильно потеплело. Ночью будто бы даже шел дождь. И всё вокруг было мокрым, а воздух серым и влажным. Выходить из дома не хотелось.
Когда я вошла в мансарду, Амелин, завесившись волосами, сидел на овечьем ковре и усердно пытался складывать оригами, как его учила Настя.
Я опустилась рядом и забрала себе один наушник. Играл "Литиум".
– Как у тебя ещё батарейки не разрядятся?
– Они вечные.
– А это что такое?
– Лягушка вроде.
– Сомнительно.
– Да. Фигня какая-то выходит.
– Понятно почему не получается, - я забрала лягушку и попыталась исправить.
– Ты же ничего не видишь. Когда в последний раз в парикмахерской-то был?
– Никогда, - он смущенно пожал плечами.
– Меня Милины подруги стригли.
– Всё ясно, - ехидно усмехнулась я.
– Значит, эти потрясающие стильные прядки тоже они?
– Им было весело, - извиняющимся тоном проговорил он.
– А мне всё равно.
– Слушай, - Амелин вдруг оживился, нашел на полу ножницы и протянул мне, - может, ты меня пострижешь?
– Нет уж, я на себя такую ответственность не возьму.
– Да, ладно, чего такого? Берешь, отрезаешь и всё, - он попытался вложить мне ножницы в руку, но я с шутливой брезгливостью отбросила их в сторону.
– Чтобы ты ходил, как урод?
Я представила себя в роли парикмахера и даже рассмеялась, но он воспринял мой смех как-то по-своему.
– Ничего же не изменится. Никто не заметит.
– Тебя сложно не замечать.
– В смысле?
– он разом посерьёзнел.
– В прямом. Такой персонаж, как ты, всегда в центре внимания.
– А, ну я понял, - он сосредоточенно потупился.
– Типа человек-слон? Главный номер представления. Противно, жутко, но не замечать невозможно.
– Это ты сейчас так кокетничаешь?
– Нет, Тоня, я серьёзен, как никогда.
Он сделал паузу, и создалось такое ощущение, что музыка в плеере заиграла на всю комнату.