Дети Шини
Шрифт:
Тогда как Насте, которая не то, чтобы очень быстро соображала, по каким-то непонятным причинам всё время выпадали козыри и, быстро отбившись, она оставалась наблюдать, как Амелин с Марковым по очереди беспощадно обыгрывают меня. Так что в какой-то момент я начала сильно расстраиваться, хотя виду старалась не подавать, однако, судя по регулярным нападкам Маркова и виноватой улыбочке Амелина, это всё равно было заметно.
– Вот, Осеева, - ехидным голосом проблеял Марков, закончив отбиваться от Амелина и выходя из игры, - наглядное
Он гордо задрал голову и вызывающе таращился на меня, тогда как во время игры постоянно щурился и низко нагибался, чтобы рассмотреть достоинства карт и масти.
– Мне за всю игру только один козырь попался, - объяснила я.
И, хотя был мой ход, на руках оставалась одна дурацкая трефовая девятка. Тогда как у Амелина, я не сомневалась, было явно что-то более значительное. Так что я решила, доиграть последнюю партию и больше не позориться.
Но только собралась перевернуть лежащую возле колен карту, и принять проигрыш, как Марков сказал:
– Да нет, теперь ясно, чего ты столько дней про подвал молчала. Я ж раньше думал, что ты умная.
– Я уже объяснила, почему не рассказывала об этом.
– Но я всё равно не понял.
– А это уже проблема не моего ума.
Марков тут же вперился в меня, точно собирался просверлить глазами в моей голове дырку. Я ответила тем же, и мы так сидели около минуты, играя в гляделки, до тех пор, пока Сёмина не сказала "Ну, всё, хватит. Надоело уже".
Так что нам пришлось прервать эту молчаливую дуэль, а когда я, собираясь закончить игру, открыла оставшуюся карту, то какое-то время долго и недоуменно смотрела на неё, не веря своим глазам.
То, что было минуту назад девяткой треф, каким-то непостижимым образом, превратилось в козырного бубнового туза.
– Вот, блин, - с расстройством сказал Амелин.
– Ты выиграла.
Марков ошарашено промычал:
– Странно, мне казалось, у Осеевой нет козырей.
Я заметила, как Настя, сидящая справа от меня разулыбалась, она-то видела, как Амелин поменял свою карту на мою. Мне тоже стало смешно, что Марков так запросто повелся.
– Вот, ты хитрая, - обижено поджав губы, сказал Марков, - а строила из себя невинность. Но зато теперь я понял. Так и с подвалом было.
– Если ты не прекратишь, то в следующий раз, я тебя опять где-нибудь запру, - пригрозила я.
– Перестаньте портить всем настроение, - вмешалась Настя.
– Сейчас же уже всё хорошо.
И мы перестали, а в следующей игре Амелин начал так откровенно и глупо поддаваться, что уже ни о каком азарте
Марков стал сварливо ругаться, что если "это безобразие" сейчас же не прекратится, то он с нами никогда в жизни больше играть не сядет, и Амелин торжественно, но не очень убедительно, поклялся, что будет играть в полную силу.
Поэтому уже в следующем коне, мы снова остались с Марковым один на один и, похоже у него были все шансы обыграть меня в четвертый раз.
Однако пока он, совсем зажарившись, стаскивал через голову пуловер, Амелин незаметно подобрался ко мне сзади и, по-наглому выхватив из моей руки пару валетов, вместо трех, с которых я собиралась пойти, кинул в центр на ковер перед Марковым.
От неожиданности я обернулась и, чуть было не стукнулась с ним лбом. Хотела возмутиться, но он, предчувствуя мою реакцию, сразу отпрянул.
Настя радостно захихикала.
Марков поднял голову, неодобрительно посмотрел на нас и снова воткнулся в свой веер. Затем, побил валетов двумя маленькими козырями, и я тут же подкинула своего третьего.
– Черт. Не могла сразу с трех сходить?
– зло проворчал он и забрал всё.
Амелин довольно кивнул и, пока Марков разворачивал в руке новые карты, заполз на четвереньках ему за спину, заглянул через плечо и, рьяно жестикулируя, стал подавать какие-то странные знаки.
Настя снова едва слышно захихикала.
Марков же, услышав эти писклявые сдавленные звуки, резко поднял глаза и застукал Амелина с поличным. Однако какое-то время терпеливо, но осуждающе наблюдал за тем, как тот хлопает себя по груди и растопыривает пальцы, складывая из них крестики и ромбики.
А когда Амелин понял, что попался и стыдливо спрятал руки за спину, мы с Настей не выдержали и расхохотались уже в голос.
– Да я просто, - начал он неловко отмазываться, тоже едва сдерживая смех.
– Это я так. Ничего такого. Это я Тоне в любви объясняюсь.
И снова шутливо приложил руки к сердцу, делая вид, будто посылает его мне. Но Марков оставался строг и непоколебим:
– Нечего меня тут за дурака принимать. Я и так всё вижу.
И после слов "всё вижу" нас троих разобрал такой искренний смех, что мы около минуты не могли успокоиться.
– Так, - Марков пихнул Амелина в плечо, - немедленно отлезь. И не подсказывай ей больше. А ты, Осеева, сейчас поплачешь у меня.
– Не дождешься, - я всё ещё смеялась.
– Я никогда не плачу.