Дети Снеговика
Шрифт:
Джон радостно закивал, как будто с самого начала ждал, когда разговор зайдет об общих знакомых.
— Ты не поверишь — закончил юрфак в Гарварде. Сейчас до него не вдруг и дозвонишься. Деловой мужик.
— А Мэрибет Ройал? — перебиваю я. Мы с ней даже не успели толком познакомиться. Она пришла в наш класс незадолго до моего отъезда.
— Бог ты мой, Мэтти, видел бы ты ее в колледже! Ее три года подряд выбирали королевой на встречах выпускников. Беспрецедентный случай. У меня ведь с ней был первый поцелуй. Да ты сам при этом
У меня вытягивается лицо.
— Когда это?
— Помнишь последнюю «Битву умов»? Мы еще потом ходили на озеро кататься на коньках. Помнишь остров посередине, где любила прятаться Тереза? Идеальное место, старик.
Это первое упоминание о Терезе ударило мне в голову, как фейерверк. Но я все равно не готов пока спрашивать о ней.
— Теперь Мэрибет школьный психолог, работает с младшими классами у Садового озера, — продолжает Джон, как будто ничего не произошло. А собственно, ничего и не произошло, разве что у меня начались перебои с дыханием. — Я видел ее один раз — то ли в цирке, то ли на Сосновой горке, то ли еще где. Ее сынишка примерно одного возраста с Роджером. Она замужем за Уолли Беком.
— Не знаю, кто это.
— Ах да, забыл. Он появился позднее. Ершистый парень, тебе бы он понравился.
К своему удивлению, я обнаруживаю, что мне страшно комфортно с Джоном. Я уже не испытываю к нему прежней зависти, хотя теперь он мне более симпатичен. В нем гораздо меньше злобства, чем у большинства моих знакомых.
— Мэтти, а что тебя сюда привело? — спрашивает он, хищнически запуская взгляд в мои глаза.
Я не знал, что сказать, и в итоге выдал:
— Мне захотелось домой.
— Домой? Столько лет спустя? — И он еще некоторое время смотрит на меня выжидательно.
Не получив ответа, Джон покивал головой и пошел гулять по списку людей, которых, по его мнению, я знал. Я помню большинство имен, помню даже некоторые лица. Он рассказал о двух наших одноклассниках, которых посадили за налоговые махинации, потом о Джейми Керфлэке — как тот напился, когда в десятом классе его временно отстранили от занятий, и въехал на родительском «камаро» в парадное окно школы.
— Его кокнули в Сайтфилде в прошлом году, какой-то угонщик. Я присутствовал на похоронах. Там не было почти никого из наших знакомых.
Жена у него совсем маленькая, метр с кепкой, что называется. Она сидела там и все время плакала в ладошки. Я так и не увидел ее лица.
Трудно представить, чтобы кого-то из тогдашних моих знакомых — не считая жертв Снеговика — не было в живых, тем более Джейми Керфлэка, этого упертого маленького паскудника.
Дверь ресторана за моей спиной отворилась, и я почувствовал, как в шею дунуло ледяным холодом. Дыхание Снеговика.
— Расскажи о своей жене, — просит Джон.
Я рассказываю, но какими-то чужими словами. Похоже, я не думаю, что говорю.
— Не знаю, насколько мы счастливы, — срывается у меня с языка.
Глядя
— А как Спенсер Франклин? — спрашиваю я решительно.
— Странный субъект, — с ходу отвечает Джон. Подозреваю, он то же самое сказал бы и обо мне, если бы его спросили. — Он живет где-то в восточном Детройте. Не так давно я видел его по телику. Он вроде стал проповедником.
Я перестал слушать в тот момент, когда Джон обмолвился о восточном Детройте, потому что именно туда я и звонил прошлой ночью.
— Кем, говоришь, проповедником?
— Он участвовал в программе «Пульс Детройта» и распинался там о Боге. В стиле рэп. Ларри Лорено задумал устроить поединок: Спенсер против Хайпера Хорста, этого парня с музыкального канала, — и посмотреть, кто кого «перерэпует». Спенсер рассмеялся, когда Ларри сделал ему это предложение. Пообещал выдать ему десять фунтов спасения, если не сможет побить самый крутой треп Хайпера Хорста. Ларри это показалось занятным.
— Ларри Лорено, — повторил я.
Ларри был ведущим программы «В объективе Детройт», шоу, выходившего после вечерних мультяшек на 50-м канале. Он появлялся на экране в коричневых куртках с меховыми воротниками и в солнечных очках — зимой. Я помню его примерно двадцатилетним, как он стоит, обдуваемый снежными ветрами, на каком-нибудь унылом, пустынном перекрестке в центре города и распространяется о новом ночном клубе или о «невероятно витальной ревитализации этого невероятного города».
— А он вообще не продвинулся, не сел на новости?
— Ха! Еще бы! — отвечает Джон. — Но два года назад у него от лейкемии умер сын. Он взял бессрочный отпуск, а когда вернулся, был уже не тот.
Перед тем как расплатиться, Джон сбрасывает улыбку, и я вижу незнакомого взрослого человека, до этой минуты прятавшегося за его лицом. Мне даже подумать страшно, что он скажет дальше.
— Ты чего, Мэтти?
У меня отлегло от сердца.
— Тебе это не кажется странным? Что я вот так вот взял и объявился? — спрашиваю я.
Джон пожимает плечами.
— Не знаю. Наверное. А с чего ты вдруг мне позвонил?
— Есть, может, человек пять, которых я хорошо помню из тех времен, когда я здесь жил. Ты один из них.
Он кивает, и по его лицу снова пробегает улыбка.
— Похоже, мы оба несколько повзрослели, а? Ладно, проехали. — Он в нерешительности протягивает руку и касается моего плеча.
До меня вдруг доходит, что даже сегодня я недооценил Джона Гоблина. Он понимает до странного безличную природу симпатии, которую, очевидно, мы оба испытываем друг к другу. В итоге неизбежный вопрос с такой легкостью слетел у меня с языка, что я даже не заметил, как его задал.