Дети войны
Шрифт:
— Я должен был убить его? — спрашиваю я у Беты и звезды войны. — Должен был убить Лаэнара?
— Да, — отвечает Бета. Я чувствую ее взгляд.
Звезда войны сияет неумолимо и ясно.
— Значит, в этом моя вина, — говорю я.
— Нет! — Голос Беты возмущенный, горячий. — Виноват только Лаэнар.
Я встаю, протягиваю ей ладонь.
— Пойдем вниз, — говорю я. Бета берет меня за руку. Ее чувства обжигают смятением, бьются как огонь на ветру. — Враги ничего не сумели сделать с рекой, она оставалась неизменной сотни лет. Пойдем, я покажу тебе скрытую в ней магию.
Бета кивает, собирает
Ночь бледнеет, отступает, воздух полон туманом, роса на листьях травы.
Рассвет настигает нас.
10
Я попыталась оттереть иссиня-черные пятна с ладоней, но не смогла.
Эти следы оставил сок ягод, — крупных, прячущихся на склоне среди травы и узловатых корней. Туман цеплялся за ветви деревьев, таял, — и так же таяла на языке сладкая мякоть ягод, оставляла после себя лишь вкус и темные следы. На моих руках, на лице у Мельтиара. Он смахнул капли сока, но только сильнее размазал их, превратил в косые полосы. Это было так непривычно, так забавно, что я засмеялась.
Он взглянул на меня, поймал мою руку. Хмурился, но не злился, ночная печаль мешалась в нем с утренним светом.
— Смеешься над мной? — спросил он и, не отпуская меня, пошел вниз по склону.
— Тебе идет. — Я пыталась говорить серьезно, но не могла. — Ты так кажешься младше.
— Только не это, — ответил он.
Мы спускались, и лесные шорохи менялись вокруг нас, — в них вплетался голос воды. Сперва тихий, с каждым мгновением становился громче, звучал уверенно и ровно. Тени стали глубже, папоротник обступил деревья, мы пробирались сквозь зеленые заросли.
Стал различим еще один голос — совсем рядом, справа от нас. Он звенел, наполнял воздух влагой. Ручей бегущий вниз по склону, весело, поспешно, — сквозь заросли папоротника я видела, отблески солнца на воде. Потом деревья расступились, и мы вышли на обрыв.
Я думала, что мы окажемся на берегу реки, — и она была рядом, но не достать рукой. Ручей падал вниз, разбивался в сияющую пыль, река принимала его, текла дальше. Она была такой широкой, шире улиц врагов, шире ангара в нашем городе. Деревья на другом берегу подступали к воде, склонялись.
Мельтиар крепче сжал мою ладонь и поднял руку над краем обрыва.
— Закрой глаза, — велел он.
Я послушалась.
Его мысль коснулась меня, наполнила, увлекла за собой. Земля словно растаяла, мне показалось — я падаю, лечу сквозь сияние и тьму, а внизу горят тысячи звезд, река превратилась в их свет.
Чужой голос полоснул меня, словно удар клинка.
— Эй, полегче с магией! Мы тут еще работаем.
Я открыла глаза.
Всего в нескольких шагах от нас стояли трое: одежда яркая, как покров мира, алые, рыжие, зеленые и синие пятна переплетаются, притягивают взгляд. За эти дни и недели мы прошли через поля, леса и высокие травы, и не встретили ни одного человека, словно на всей земле не осталось никого, кроме меня и Мельтиара. И теперь эти трое показались мне почти одинаковыми, я не могла разглядеть лиц, — может быть, из-за того, что отвыкла от людей, и или от того, что их сила была так не похожа на нашу.
Это были предвестники Аянара.
— Не думаю, — сказал Мельтиар, — что помешал вам.
— Нам видней, — возразил один из них, остальные засмеялись. — Ты лучше иди отсюда, не мешайся.
Шум леса и голос реки отдалился, тишина разрасталась внутри меня. Я стиснула ладонь Мельтиара. Его гнев был холодным и острым, как скрытый ножнами клинок.
Кто эти люди, почему они говорят с Мельтиаром так? Даже если они никогда не были его предвестниками, всю жизнь носили пеструю одежду, они не могут не знать Мельтиара. Он был не только предводителем армии, не только пламенем войны, — он был лидером народа, все звезды шли за ним. Почему же эти трое смотрят на него так, словно не узнают или не помнят?
— А ты останься. — Один их них схватил меня за руку, потянул к себе. — Худая такая… У нас и на четверых еды хватит, идем с нами.
Темнота полыхнула перед нами стеной черного огня, — я успела различить изумленный вскрик, — и мир погас.
Я ничего не видела. Чувствовала руки Мельтиара на своих плечах, слышала грохот его сердца, гнев и горечь в каждом ударе. Темнота неслась сквозь нас стремительным течением, то обжигающим, то холодным. Даже время исчезло, я перестала ощущать его.
Но волны темноты стали прозрачней и тише, а потом исчезли. Черные искры еще плясали над землей, но солнце было ярче, — вспыхивало на водах реки. Она была совсем рядом, можно сделать пару шагов, наклониться и зачерпнуть полную горсть. И другой берег не поднимался обрывом, — был почти пологим, ивы корнями спускались в воду, льнули к потоку. Та же река, но другой лес, другие склоны. Темнота перенесла нас сюда.
И опалила берег.
Лес позади нас был черным, — обожженные стволы, обугленная земля. Ни запаха гари, ни пепла в воздухе, — лишь черные тела деревьев.
Мельтиар обнял меня, я прижалась лицом к его груди. Его пальцы скользили сквозь пряди моих волос — в каждом прикосновении был гнев, затихающую, но тяжелый, похожий на саднящую рану.
— Знаешь, — проговорил Мельтиар, — почему в городе такие блестящие, черные стены? — Я мотнула головой, а он продолжал: — Чтобы сдержать накал темноты. Если не уследить за ней, дать ей волю, она спалит все вокруг. Не тронет только камни и плиты, которыми закрыты наши стены. Те, кто со мной, внутри темноты — в безопасности. Но все вокруг может сгореть.
— Ты сжег лес, чтобы не убивать их? — спросила я.
В его дыхании, в движении крови я слышала теперь тревогу и стремление, которое не могла разгадать. Он глубоко вздохнул, и я подумала: сейчас он объяснит мне все, но он лишь ответил:
— Да.
Когда солнце село, звуки стали протяжными и ясными, а темнота окутала нас теплым шатром, Мельтиар сказал:
— Хочу быть с тобой во сне. Постарайся прийти в тот сон, где все встречаются.
Как мне попасть туда без пророков? Но Мельтиар не дал мне возразить, — стал рассказывать про сплетение сновидений, про людей, приходивших туда, про пути и тропы, про дверь, отворяющуюся от одного прикосновения и исчезающую, стоит переступить порог… Он говорил и говорил, его голос превратился в колыбельную песню, слова стали неразличимы. Я все глубже погружалась в волны снов, и явь растворилась.