Дети выживших
Шрифт:
— Это ложь, — прохрипел Эдарк, глядя исподлобья на Сейра.
Сейр ответил ему спокойным взглядом.
— Свидетелей слишком много, алабарец. Многие из тех, кто служил со мной, могут подтвердить, что твои руки забрызганы кровью невинных.
— Ложь! — упрямо прохрипел Эдарк.
— Разве ты не крался впереди нашего войска? Разве не твои головорезы затопили Азамбо в крови и завалили трупами?
Не дождавшись ответа, Сейр повернулся к Руабу и Карраху.
— Эти двое, царица, служили под моим началом. Руаб — начальником агемы, Каррах — доверенным тысячником.
— Я видел Азамбо, и видел Каффар, — сказал Каррах. — В Азамбо мы построили плотину, чтобы река смыла трупы в море. Иначе убрать их с улиц мы не могли.
— Я это подтверждаю, — сказал Руаб.
Домелла снова повернулась к Эдарку.
— Ну же. Скажи, что это ложь.
Эдарк издал звук, похожий на рычание и ощутимо потряс клетку.
— Это не ложь, моя госпожа, — неожиданно мягко сказал он. — Да, намутцев наняли, чтобы они бежали впереди войска, как волки, и резали всех подряд. Но не я отдавал приказы. У каждого из отрядов был свой предводитель и свой наниматель. Руэн, князь Данаха. Жрецы Хааха в Нуанне. Хуараго, лазутчик хуссарабов…
Он поднял голову, и взгляд его стал почти просительным.
— Я не бежал с ними впереди войска. Меня не было ни в Азамбо, ни в Каффаре. Я дошел лишь до Алькарона, а потом вернулся в Нуанну. И есть люди, которые могут это подтвердить.
Домелла внезапно залилась краской. Повернулась к Сейру:
— Да, я видела его в Нуанне. Это он вывез меня, моего сына и его няньку по подводному каналу из дворца жрецов. Благодаря ему я осталась жива.
Сейр хмуро спросил:
— А куда он пошёл потом?
— Я вернулся в Нуанну, — сказал Эдарк. — Я хотел помешать жрецам. Но меня схватили солдаты Аххага Великого. И те, кто мог бы подтвердить это, скорее всего, погибли — они были предназначены в жертву Хааху, как и я.
Он облизнулся и снова опустил голову.
Солнце вставало всё выше, во дворике, со всех сторон зажатом каменными стенами, становилось жарко.
Домелла повернулась к Сейру.
— Как бы ни были велики грехи этого человека, я не могу… Не хочу начинать своё возвращение в Ушаган с казней. Ведь война закончилась — по крайней мере здесь, в Ушагане.
Внезапно вперед выступил Харрум.
— Есть множество видов наказаний, не связанных с казнью, — сказал он. — В кодексе Каула Старшего, например, предусмотрены и другие виды наказаний.
— Никто и не говорит о казни, — сказал Сейр. — Я хотел только справедливого суда. Если же царица хочет начать своё царствование с милости и прощения, — что ж? Никто не вправе возразить ей.
— В кодексе, — снова заговорил Харрум, — есть, например, такой вид наказания, как изгнание, или лишение Родины. Человек, которого подвергли этому, должен скрыться из пределов страны. И всякий, кто встретит его в границах государства, должен сообщить об этом властям.
— Либо убить на месте, — добавил Сейр и ухмыльнулся.
— Либо убить на месте, — эхом отозвался Харрум. — Изгнание может быть пожизненным, а может быть ограничено десятью, пятнадцатью или двадцатью пятью годами. Так сказано в Кодексе Каула.
Харрум поклонился.
— К сожалению, у алабарца нет родины, — язвительно заметил Каррах.
Сейр бросил на него мрачный взгляд и буркнул:
— Нет, Каррах. У каждого есть Родина. Или то место, куда стремится душа.
Он тоже поклонился Домелле:
— Решать тебе, царица.
Вечером того же дня из южных ворот Ушагана выехал отряд всадников, сопровождавший закрытую повозку. В повозке, прикованный обеими руками к распоркам, сидел Эдарк.
Их путь лежал к южной границе Аххума, в Арли, и дальше, к владениям киаттских королей.
Повозка была без рессор и Эдарк приплясывал вместе с колесами. Голова его, опущенная на грудь, моталась из стороны в сторону.
Когда повозка притормозила у пограничного столба на границе Аххума и Арли, и старший отряда заглянул в неё, откинув полог, Эдарк казался совершенно обессиленным.
Командир приказал напоить узника. Один из воинов влез в повозку, одной рукой взялся за волосы и откинул голову Эдарка, другой поднёс к его губам кувшин с водой.
Эдарк жадно осушил его.
Взгляд его стал осмысленным, и он сказал:
— Мне надо по нужде.
— Ходи под себя, — равнодушно ответил воин.
Командир, заглядывавший в полог, ничего не сказал.
— Где мы сейчас? — спросил Эдарк.
— У границы Арли.
Воин вылез, полог снова опустили и закрепили деревянными застежками.
Повозка медленно тронулась, а из повозки вдруг донёсся голос:
— Мы у границ Ада!
Воины переглянулись.
— А если закрыть двери в Ад, — куда отправятся грешники? — снова закричал узник.
Командир переглянулся с десятником и проговорил:
— Надо доложить в Ушаган, что он сошёл с ума.
Но Эдарк расслышал эти слова. Он захохотал и потряс повозку до основания, так, что кони шарахнулись в сторону.
— Передайте мои слова Сейру! — закричал безумный. — Запомните и передайте: верх и низ сходятся, и Ров — это только дверь между ними.
Мыс Альмайя
Корабли двигались на север, подгоняемые боковым ветром. Крисс целыми днями стоял на палубе, а вечером в каюте, развернув свою книгу, записывал:
«Эти берега на редкость живописны. Прямо из воды поднимаются скалы, а на скалах зелеными волнами растет хвойный лес. Дальше, за лесом, скалы громоздятся всё выше и выше, превращаясь в заснеженные пики.
Странно, что в этих местах никто не живет — за всё время пути нам не встретилось ни одного корабля, ни одной лодки. Только морские животные — их лежбища встречаются на песчаных пятачках у воды, между скал. Да еще встречаются гигантские рыбы, которые, как говорят, всплывают, чтобы глотнуть воздуха, а потом снова уходят на глубину. Из этих рыб можно добыть множество превосходного мяса и жира, а еще — драгоценную амбру, которую, как говорит Зенопс, можно обменять в Билуогде на золото по весу: за одну меру амбры — три меры золота.