Дети выживших
Шрифт:
— Мой город?
— Да. Этот город — действительно твой. И это самый красивый и самый большой город на свете, выстроенный твоим отцом.
Аххаг помолчал. Потом вздохнул и прошептал так, чтобы не слышал возница:
— А знаешь, мама… Я не хочу больше быть царём.
Домелла удивленно взглянула на него, потом прижала его покрепче, поцеловала в жесткие волосы на затылке.
— Хорошо. Это хорошо, сынок.
Прошло время, пока Аххаг наконец спросил:
— Почему это хорошо? Кому-то ведь надо быть царём.
— Это хорошо потому, что означает одно: ты уже вырос, сынок. И теперь ты понимаешь, как трудно быть царём. А если ты понял это, — значит, ты уже царь.
Она засмеялась, и он тоже засмеялся. Хотя и неуверенно.
Она потрепала его по волосам и сказала:
— Правда, пока ещё маленький, ещё совсем небольшой царь…
Ворота Ушагана были открыты и освещены. В воротах цепью стояли стражники — в аххумском вооружении, с копьями, небольшими круглыми щитами, в рогатых шлемах.
Впереди стоял воин без шлема, с конским волосом на плече. На золоченом поясе висел короткий меч. Когда повозка приблизилась, он шагнул вперёд и оскалился. Вынул меч из ножен. Шлем он по-прежнему держал на сгибе локтя.
— Кто вы такие? — спросил он.
Бараслан выехал вперёд.
— Мы везём царицу Домеллу. Я — полутысячник Бараслан, а это — мои солдаты.
Страж ворот сделал еще несколько шагов вперёд.
Взлетел меч, едва не коснувшись конской морды. Конь захрапел и прянул назад, Бараслан удержал его.
— Ты — хуссараб? — спросил страж. — Я тебе не верю!
— Зато я — не хуссараб, — раздался из темноты чей-то голос, и на дороге перед стражем оказался Сейр. — Кажется, я успел вовремя…
Он соскочил с взмыленного коня, откинул седую гриву волос.
— Да и ты тоже не аххум, Алабарский волк, — добавил Сейр.
Страж внезапно побледнел, а потом сделал мгновенный выпад мечом. Но меч встретился с воздухом, а плеть, которую держал Сейр, обвила кисть Эдарка.
Молча, не выпуская меча, Эдарк приблизился к Сейру и сказал свистящим голосом на языке, который никто не понял:
— Ну что, поиграем, брат? Как в детстве…
Сейр сильно дернул плеть, так что Эдарк вскрикнул от боли. И ответил на том же никому не известном языке:
— Мне не до игр, брат.
— Тогда тебе придётся драться, — прорычал Эдарк по-аххумски.
Сейр ничего не ответил. Он быстрым движением накинул свободную часть плети на шею Эдарка, развернул его к себе спиной и сказал:
— У тебя руки по локоть в крови, алабарец. Я не дерусь с преступниками. Я их казню.
Эдарк выронил меч и охнул, вцепившись обеими руками в плеть, сжимавшую горло.
Сейр натянул плеть, заставил Эдарка опуститься на колени и сказал Бараслану:
— Арестуйте его. Он виновен в смерти тысячи каффарцев и сотен аххумов. Время безвременья кончилось. Ты слышишь, Эдарк?..
Из ворот, раздвинув стражников, спешил невысокий коренастый человек в форме темника, с пайцзой наместника на широкой груди.
— Кто вы? Что происходит? — крикнул он.
Сейр повернулся к нему, взял факел у стражника, поднёс его к лицу говорившего.
— Руаб, — кратко сказал он.
Руаб отшатнулся, потом лицо его странно изменилось, и он рухнул на колени:
— Повелитель! Берсей!..
Домелла вышла из повозки, но ничего не сказала.
А сын ни о чём её не спросил.
Широкие улицы Ушагана были забиты людьми.
Они изменились, жители Ушагана. Среди обычных аххумских накидок и шапочек в толпе виднелись хуссарабские треухи и маленькие квадратные тюбетейки. Среди важных господ со слугами — обгоревшие на солнце лица крестьян из пригородов.
Домеллу пронесли на руках от повозки до царских носилок. Чуть не силой усадили в высокое кресло-трон, десятки рук протянулись к рукояткам, чтобы поднять носилки, но Домелла в последний момент соскочила:
— Руаб! Коня мне и моему сыну!
Толпа взревела.
Этот радостный многоголосый рев сопровождал их до самой набережной, до массивных стен, окружавших царский дворец.
Толпу с трудом оттеснили от входа во внутренний двор, где Домелла, Харрум, Берсей, Каррах, Руаб соскочили с коней. По широкому двору, мощенному мощными гранитными плитами, к ним спешили слуги.
Дворец, окруженный колоннадой, с круглой надстройкой наверху, с башенками, на которых развевались стяги аххумских племён, был прекрасен. Он ждал гостей, сияя розовым мрамором и перламутром.
— Вот мы и дома, сын, — сказала Домелла.
Эдарк был посажен в клетку во внутреннем дворике цитадели.
Он просидел там всю ночь, а утром, заметив тень на своем лице, поднял голову. Рядом стояла Домелла.
Эдарк молчал, только встряхнул гривой нечёсаных волос и крепче сжал руками деревянные перекладины.
— Я думала, ты погиб в Нуанне, — сказала Домелла.
Эдарк хотел было ответить, но позади Домеллы выросли бесшумные тени стражников. Потом к ним присоединились Харрум, Каррах, и, наконец, Сейр.
Домелла обернулась. Прямо взглянула на Сейра и спросила:
— В чём обвиняется этот человек?
Сейр помолчал, обдумывая ответ. Потом нехотя произнёс:
— Список его преступлений так велик, что я затрудняюсь перечислить их все. Он виновен в гибели тысяч мирных жителей Азамбо и Каффара. В гибели сотен аххумских солдат…