Дети выживших
Шрифт:
— Говоришь, крысы? — Даггар глянул на Хамурру. — И много в монастыре водилось крыс?
— Это был бич божий, — ответил жрец. — Ни кошки, ни собаки-крысоловы не могли с ними справиться. Монастырь был богат, и зерновые хранилища были набиты зерном, как соты медом.
— И теперь их не стало?
— Ушли, — ответил Хамурра.
— Но не все же они бросились в ров и утонули.
— Видимо, есть какие-то тайные ходы в камне, о которых мы просто не знаем…
— Кроме тех, что мы прокопали,
— Прости, но я не поверю, — возразил Даггар. — Я думаю, что в древности тут выкопали подземный ход, — еще в те времена, когда укрепляли гору.
Хамурра закряхтел и виновато сказал:
— Подземный ход действительно был. Он начинался от усыпальницы жреца Хуагга, самой глубокой в недрах горы. Надо было сдвинуть саркофаг с телом Хуагга, и оттуда начинался ход, который выводил и под гору, и в священную рощу за две мили отсюда…
— И ты молчал об этом? — вскричал Ашуаг.
— Я молчал, потому, что теперь этого хода нет. Когда хуссарабы заняли Зеркальную долину, мы засыпали входы со стороны священной рощи и горы. А вход в гробницу Хуагга замуровали.
Ашуаг повернулся к Даггару:
— Здесь, в горе копать трудно. Здесь камень. Но там, где кончается порода и ход идет под землей — там копать гораздо легче.
Хамурра поднялся с надменным видом:
— Никому не дозволяется беспокоить прах Хуагга, основателя и покровителя монастыря!
Лицо Ашуага стало наливаться кровью.
— Я всегда не доверял жрецам. Из-за своих церемоний они готовы согласиться с тем, что умирают дети.
— Не богохульствуй! — закричал Хамурра и затрясся. — Именем Аххумана-строителя, клянусь, никто не потревожит праха Хуагга, покуда я жив!
Даггар поднялся из-за стола и кивнул Ашуагу. Они вышли вместе из пещеры.
— Надо разыскать Раммата. Если он знает, где усыпальница — он покажет нам.
Всю ночь в лагере хуссарабов горели костры. Крисс с беспокойством поглядывал вниз, ему казалось, что хуссарабы начали готовиться к штурму.
Даггар и Ашуаг разыскали его в одной из пещер, где Крисс пытался облегчить страдания умиравшей роженицы. Она была так худа, что не смогла родить ребенка. А когда монастырский лекарь вспорол ей живот — ребенок, хотя и был жив, но казался сущим скелетиком, высохшим, темным, с громадным иссушенным ртом.
Жрец зашил женщине живот. Младенец вскоре умер, и его закопали в дальней пещере, которая еще не стала кладбищем, как многие другие.
Теперь умирала мать.
— Сегодня мы должны решиться на что-то, — сказал Даггар, когда Крисс оставил умиравшую и вышел под беззвездное небо.
— На вылазку?
— На вылазку. Другого выхода нет.
Крисс кивнул.
— Две сотни готовы к выступлению. Часть из них уже в четвертом туннеле. А тем временем остальные должны сделать вот что…
Даггар повернулся назад, кивнул кому-то, и из тьмы появилась высокая фигура Раммата.
Наррония
Шумаар
Он замолчал внезапно, еще в пустыне Арара, когда армия спустилась с гор, чтобы появиться внезапно под стенами Новой столицы.
Голос Нгара.
Тихо плескались волны у самых ног Шумаара. За его спиной ворчали и приглушенно грызлись собаки. Два десятка собак, разношерстная стая, которая не оставляла его ни на минуту с той самой поры, как Шумаара подняли из ямы смерти в учебном лагере хуссарабов.
Собаки ночевали, окружив шатер Шумаара. Они не пускали к нему никого, кроме двух самых преданных слуг, да еще повара. Сначала Шумаар гнал их от себя. Потом, уже став темником, однажды приказал расстрелять их из луков.
Но наутро у выхода из шатра его ждала новая свора — уже другие собаки преданно заглядывали ему в глаза, припадали к земле и униженно пытались лизать сапоги.
Собаки сопровождали его и во время этого похода. Одни околевали, им на смену являлись другие. В любом селении, где бы ни появлялся Шумаар, все собаки сбегались к нему, не обращая внимания на пинки и удары плетей. Солдаты давно уже привыкли к этой странности, и старались не приближаться к полководцу. Держались подальше и офицеры, вызывая, при необходимости, одного из двух слуг темника — и тогда Шумаар сам выходил из шатра, распинывая в стороны непрошеных стражей.
Сейчас собаки вели себя более-менее мирно. Их бог, их хозяин спокойно стоял на пустом берегу и ему ничто не угрожало.
Там, позади, воины вырубали виноградники и персиковые деревья, складывали костры, готовясь к ночному отдыху. Этот шум не беспокоил собак. Он был им привычен.
Шумаар повернулся и зашагал к лагерю. Собаки мгновенно вскочили и потрусили за ним.
Для ночлега полководцу нашли виллу, принадлежавшую какому-то богатому землевладельцу. Шумаар подошел к вилле — сад вокруг нее был вырублен и среди пеньков разбиты шатры агемы, — кивнул поджидавшим офицерам, топнул на собак, которые, тут же присмирев, пропустили офицеров, и вошел в дом.
Офицеры, среди которых были и аххумы, и намутцы, и хуссарабы, расселись на полу, поджав под себя ноги. Шумаар остался стоять, поглядывая в проход, который вел во внутренний дворик дома. Дверь была вынесена; во дворике на нарронийской закрытой печи варилось мясо, и запах его был Шумаару почему-то противен.
Шумаар вздохнул, присел на низенькую скамью, позволив слуге стащить сапоги, расстегнул и отложил пояс, и вытянул громадные ноги.
— Что говорит разведка? — спросил он.
Вскочил маленький таосец Занн, с поклоном начал: