Дети зимы
Шрифт:
Лежавший на животе Тюря зашевелился и открыл глаз.
Сверху раздалось два выстрела, затем голос Гориллы.
— Здесь мы, — устало отозвался он.
— Хорошо! — кричала Кокарда. — Потому что мне только что пришло в голову, что у тебя могла появиться идея смотаться отсюда с Моргом и с любовницей. Какого черта стреляешь? Приманишь Лап к колокольне, дурак чертов!
— Они уже тут, — ответил Горилла.
С пола послышался голос Тюри, потемневшего от медленно поднимающейся злости.
— Малышка не смотается, —
— Выходит, мы окружены? — крикнула Кокарда.
— Боюсь, что так.
— Малышка никогда не сматывается.
— Заткнись, болван… Мы идем наверх! — надрывалась Кокарда. — Я тебе не верю!
— Оставайтесь там. Я спускаюсь. Морг! Вы с Малышкой подождите здесь наверху. Я пойду разберусь с этими дураками. Наша единственная возможность уцелеть — это убивать Лап одного за другим, пока они поднимаются по ступенькам. Вместе отступить на галерею не удастся. Поднять по этой лестнице Тюрю мы не сможем. Значит, придется как-то отгонять их…
— Я слышала, как ты назвал нас дураками! — верещала оскорбленная Кокарда.
— Их, наверно, тут больше сотни, — сказала Малышка.
Некоторое время Морг молчал.
— Не чувствуешь, пахнет маслом? — вдруг спросил он, принюхиваясь.
— Да… Видишь, тут стоит несколько банок.
Морг высунулся из дыры в шпиле и поглядел на Гориллину снежную лодку. На миг ему вспомнилась Кокарда.
Потом он поднял глаза и начал разглядывать равнину.
Морг думал о Лапах. То, что о них говорил Горилла. То, что ему самому… приснилось?
— Малышка, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты меня прикрыла. Сейчас я спущусь к лодке, а ты отгоняй Лап, пока я буду внизу. Как только я поднимусь обратно, бросай трос.
Он ослабил веревку, которая шла вниз к привязанной лодке, выкинул наружу банки с маслом, поднял с помоста лампу и неловко выбрался на улицу. Спускаться вниз, на снег, пришлось, держась за лестницу одной рукой.
Звери начали подходить ближе, беспокоясь, истекая слюной. Сверху заговорило ружье Малышки.
С оглушительным финальным треском толстая дубовая дверь сорвалась с петель и упала. По ней кувырком влетел огромный зверь — вихрь белого меха и размахивающих когтистых лап. Затрещало оружие Гориллы, и животное замерло.
Рыча и ворча, стая ворвалась в открывшийся проход, и, стиснутая дверными косяками, на мгновение застряла; Горилла, Прутик и Кокарда осыпали зверей градом пуль. Лапы оседали на пол с воплями боли, похожими на человеческие. Те, что были сзади, перелезали через упавших. Из разинутых пастей при виде троих людей на ступенях текли слюни. Комнату заполнила звериная вонь.
— Начинайте отходить! — крикнул Горилла, подстреливая первого Лапу, который уже запрыгал вверх по ступенькам. Животное скатилось обратно, вызвав замешательство. Прутик уложил второго пулей в горло.
Кокарда уронила
Помещение было забито Лапами, а звери все еще втискивались в дверь, загоняя своих собратьев на ступени. Горилла и Прутик медленно пятились, непрерывно стреляя в шевелящееся белое месиво внизу. Пули попадали в цель, о чем свидетельствовали визги и рев, но нападающих было слишком много…
Горилла обнаружил, что стоит на полу в колокольне.
— Бегите оба! — закричал он. — Вверх по лестнице, быстро!
Приказ был излишним: Кокарда и Прутик уже сбежали. Отшвырнув винтовки, они дрались у лестницы за право забраться первым. Горилла занял позицию для последнего боя: оружие наготове, тело Тюри — между ногами.
Передовой Лапа вкатился по ступенькам наверх, увидел двоих оставшихся, поднялся на дыбы и в четыре шага пересек помещение, не обращая внимания на пули, попадавшие в его тело. Встав перед Гориллой, он пренебрежительно отбросил ружье в сторону массивной лапой.
Горилла смотрел на зверя…
Тянущиеся к нему лапы замерли, затем опустились вниз.
Животное застыло словно в нерешительности, и Горилла посмотрел ему в глаза.
Мохнатое тело рвали пули, выпущенные сверху, но бесконечное мгновение зверь продолжал стоять неподвижно, а позади ждали другие Лапы — наблюдая, не двигаясь…
Потом чудовище повернуло назад. Повернули сразу все.
Сперва медленно, почти задумчиво, они зарысили назад к люку, затем, торопясь все больше и больше, спустились, натыкаясь друг на друга, толкаясь в стремлении поскорее покинуть помещение. Звери издавали странные звуки.
Они исчезли. Колокольня была свободна.
Горилла поднялся наверх.
Прутик с Кокардой сидели на галерее. Морг и Малышка, захваченные зрелищем, смотрели наружу.
Унылые снежные поля кишели бегущими Лапами. Они покинули окрестности колокольни. Они неслись, подскакивая, по снегу, среди поземки, выбирались из расщелины, лезли друг на друга, торопясь присоединиться к стае. Их было более двух сотен, и все спешили в одном направлении — по ветру.
Вслед за полыхающим алым огненным шаром.
Далеко на западе смуглый человек, закутанный в меха, может, слышал, может, нет шум повального бегства; может быть, видел, а может, и не видел свечение в небе, когда видимость на мгновение улучшилась перед тем, как испортиться опять. Неважно, слышал он или видел, — он знал. Он ощутил страх и тревогу множества звериных душ, сливающихся с его собственной, угрожающих в своем отчаянии и панике потопить его самого. Он внутренне встряхнулся, поморгал, хотя видеть было нечего и некого — и вновь обрел власть над своими мыслями.