Детские клятвы
Шрифт:
– Безмерно рад.
– Ваш сарказм неуместен. Раз уж вы теперь знаете, кто перед Вами, то должны понимать: Ваши мысли для меня как на ладони. Теперь, когда с формальностями покончено, простите мою бестактность, и позвольте говорить свободно. – Она снова сдалась первой. Сесиль усмехнулся. – Сколько ещё вы намерены испытывать судьбу своим неподобающим проведением?
– Вы вызвали меня во дворец, чтобы узнать это? Впрочем, вероятность того, что случайная женщина родит нового Хранителя крайне мала, вы ведь знаете это. Лет в тридцать я
– Служению? Вы получили свой статус пять лет назад и что мы видим? Разочарование. Однако король милостив, он дает вам шанс послужить Родине.
– Премного благодарен, но чего же Его Величиство ожидает от недостойного раба своего?
– Довольно паясничать! – Возмущенно воскликнула она.
– Его Величество надеется, что бесполезнейший из Хранителей отыщет для него Одаренного богиней воды. – Вмешался Сесиль с холодной насмешкой в голосе.
– А если нет?
–У вас, лорд Грапнет, нет права выбора. Это приказ. Его высочество желает зачитать вам его лично, так что будьте добры явиться на следующий совет лордов.
***
Голос, обладатель которого несомненно достоин вступить в блаженный рай и шествовать с хором ангелов, возвещая о пришествии Пресвятой Наи, серебряный пронзительный напев, полный силы и молитвенного светлого восторга, он, возможно, смог бы и утратившего веру заставить вновь склониться у ног каменной богини.
Слышавшие его ждали, что с клироса спуститься не меньше, чем совершенная красота и под шелест крыл излечит горести и болезни тела, как прежде песней исцеляла души и возносила их наверх, где Милостивая Наи могла внимать им.
Люди ждали затаив дыхание, но всякий раз платили за предвкушение растерянностью, ведь Лакрес, одарившая их своим пением, совсем не походила на любимицу богини.
Удивительно, как быстро одухотворенность сменялась на оскорбительное удивление и безмолвное разочарование, когда на глаза попадалась маленькая фигурка с непослушными рыжими волосами и не слишком красивым лицом, вечно сохранившим какое-то жалостливое, несчастное выражение. Сама Лакрес переживала подобное отношение очень остро, однако жалеть ее, возможно, было бы не вполне уместно, ведь она могла оставить свое неблагодарное занятие и развлекать песней гостей отца или, скажем, подруг.
Пусть ей не доставало очарования, бессилье не стало бы ей упреком, когда за спиной столь влиятельная семья. Герцог Моро, богатейший и влиятельнейший человек в Арере, дальний родственник, но близкий друг самого короля, обеспечил дочери беззаботную жизнь. С детства она нередко бывала во дворце и водила дружбу с принцессой. Их объединяло не только высокое положение, но и безграничное желание соответствовать. Часами они обсуждали, как трудно дышать в корсетах, как болезненно впиваются в голову шпильки из сложной прически, как досадно всегда и везде быть лицом и телом и проявлять чувства лишь тогда, когда того требуют приличия: падать в обморок от дурных вестей и изображать милосердие, обсуждая очередное благотворительное пожертвование. И в то же время между ними была пропасть, видимая только Лакрес. Принцесса принимала эти условности как свод правил для беззаботной и спокойной жизни, она приносила в жертву удобство в угоду собственным же интересам и всегда была в выигрыше, будто опытный шулер в партии с жизнью. Ее лицо всегда освещено, но руки остаются в тени, где вершатся дела, достойные королевского вмешательства.
А где-то там, внизу, забытая, ненужная Лакрес, лишающая лоска всякое платье, маленькая, угловатая и неловкая девушка, чье единственное достоинство в приданном. Культ красоты для нее уже совсем не малоприятная обязанность считаться с веяниями моды, это ее ярмо.
Вот и теперь: принцесса после утренней молитвы ожидает подругу в трансепте, и к ней устремлены все взгляды, ее красивое юное тело – причина мужского восхищения, а хорошенькое лицо, обрамленное золотыми кудрями – женской зависти.
Стоило Лакрес окликнуть ее – все отвели взгляды, будто смотреть теперь не на что.
– Ах, дорогая, ты уже тут? Я право заждалась. Отчего эти молитвы такие скучные? – Уже выйдя из храма посетовала Мэрион, оправляя ворот бархатного платья.
– Зачем же ты ходишь?
– Разве набожность принцессы не пророчит стране светлое будущее? К тому же здесь порой происходят события куда более интересные, чем на балах… – она ненадолго задумалась и продолжила, изменив тон, будто вдруг вспомнила, что обижена – Говоря о балах, не слишком часто ли ты стала на них появляться? Не подумай, это прекрасно, но мне любопытно, с чего такие перемены в моей маленькой Лакрес, так страшащейся шумных сборищ. Или наконец ты приметила мужчину, ради которого стерпела бы все рауты и пустые беседы?
Услышав это, Лакрес вздрогнула, щеки ее порозовели а ресницы опустились, чтобы скрыть смущение девушки.
– Кто он? – О, Мэрион была в восторге, как всем искусным сплетницам, более всего в этом мире ей нравилось слушать о сердечных тревогах.
– Ты станешь смеяться. – в отчаянии шептала леди Моро, не зная, куда деться от пристального взгляда принцессы.
Однако и Мэрион не собиралась оставлять ее в покое. Она остановилась, приобняла подругу и доверительно, не сказать бы заговорчески, улыбнулась.
– Дорогая, ну что за тайны? Ну хочешь, и я тебе что-нибудь расскажу?
– Ах! Что же?
– Секрет за секрет. Скажи, кто украл твое сердечко, а я расскажу, на кого положила глаз. Договорились? – Лакрес ответила нерешительным кивком – Значит, поэтому служба затянулась, ты Его ждала?
– Что ты. Я всего лишь увлеклась пением, в последнее время только оно и радует мою душу. А, что до него… Нет, такие в храмы не ходят.
– Отчего же? – удивлённо вскинула бровь принцесса.
" Двоим богам не место под одним сводом" – подумала Лакрес и так смутилась от этой мысли, что вовсе замолчала.
– Смелее, дорогая, или это покушение на жизнь принцессы? Потому что я умру от любопытства. – прозвенел ее холодный смех.
– Я скажу, только…не здесь. Так много народу, разве разговор не подождёт момента, когда мы хотя бы окажемся одни в саду или будуаре?
– Уповаешь на мое великодушие? Будь по твоему, Лакрес.