Детские клятвы
Шрифт:
Довольно жёстко.
В следующую секунду мешок сорвали.
– Небо всегда было таким огромным? – беззвучно шепчут губы, но Рен не властен над ними.
Знакомое чувство, он снова спит и видит обрывок истории хозяина этой грёзы.
Небо и впрямь велико. Столь высокое и чистое, что захватывает дух. Все лазуриты и аметисты не заслужили сравнения с его предвечной скорбной синью, с его невидимой божественной дланью, прижавшей смертных к земной тверди. Холодно его молчаливое пророчество, тихо
Взгляд опустился.
Теперь всюду лица, но Рен не может разглядеть ни единой черты, точно кожа натянута на тряпичную куклу и за ней ничего нет. Их губы открыты и из них льется непрерывное жужжание, они вертят головами, как марионетки, и все пытаются что-то лепетать.
Лишь одна не размыкает губ. Свет ласкает золото ее косы и белизну влажной щеки.
И ее глаза!
Будто небо потеряло свою часть и вся власть его теперь заключена меж светлых ресниц. Крупные капли падают с них , стремясь к своей погибели и кажется, за ними рухнет на землю она, и весь небосвод, и несправедливый мир.
Страшное чувство неотложности и бессмысленности происходящего наполнило грудь. Рен знал, что оно ему не принадлежит и все же был причастен.
– Спасибо, что ты по мне плакала. – еле слышно шепчет он.
– Ренард Лефевр обвиняется в убийстве Хранителей дара бога огня Бротагима и бога металла Адор, покушении на Хранителей дара богини воздуха Эсоэллы и богини землю Наи, и следовательно королевской измене и приговаривается к казни через обезглавливание. У тебя есть право на последние слова…
Он не ответил, Рен почувствовал как губы растянулись в улыбке. Вот в чей сон он проник – безумца смеющегося на эшафоте.
Почему ему не страшно?
Та девушка с небесными глазами скорбит по нему, ее лицо выражает тоску и одно лишь подходит печальному моменту смерти , но осуждённый глух к ее печали, он…
Счастлив?
Отчего-то грудь наполнилась тягучим, будто песня, весельем, он готов плакать от восторга, ведь все наконец пришло к завершению и он утащил на тот свет столько Хранителей, сколько сумел, пусть и замкнул этот список собственной казнью. В один миг Ренард Лефевр обречён и удовлетворен таким исходом, этот печальный осколок души.
Эта сцена немало смутила разум Рена, он раз за разом прокручивал в голове небо, толпу, улыбку, и глаза девушки и все не мог понять своей роли в сцене, разыгранной сознанием. Все отличалось от простого сна, где незаметно и стремительно сменяется место действия, и хрупкая логика ломается под напором фантазии. Он не понимал, почему Ренард улыбался, но знал : это оттого , что не вся история ему известна и если бы он только видел то, как все пришло к подобному финалу, то непременно преисполнился сочувствия к Ренарду.
Перечисленные преступления мало беспокоили его, может от природного безразличия к судьбе, а может от непонимания ситуации, так или иначе сон размыл ангельский образ Ренарда, но он же очеловечил его и приблизил к Рену.
Последние смазанные пятна и серая пыль – все, что видели глаза, когда лезвие отделило голову с золотыми кудрями.
И Рен проснулся.
Без крика и страха – это был не кошмар, и все же странное темное чувство тревожило его и он не удержался от вопроса.
– Арлен, ты знаешь, кто такой Ренард Лефевр?
– Видимо неслабо тебя книгой приложило. Где вообще ты слышал это имя?
Рен сел на кушетке – вероятно, Арлен перенесла его туда, когда он потерял сознание. Тот факт, что с большой вероятностью, она сделала это самостоятельно, заставлял испытывать нечто среднее между уважением и страхом.
– Не припомню. Вижу, оно тебе знакомо.
– Ренард Лефевр – изменник и убийца, он даже покушался на жизнь моего отца, о таком человеке и говорить не стоит. Хотя, до этого они были приятелями , либо он обладал поистине змеиной натурной, либо что-то сбило его с верного пути.
– Откуда ты знаешь, разве твой отец не умер до твоего рождения.
– Он писал в дневнике.
– Прекрасно! – он светло улыбнулся – могу я…?
– Нет! – твердо ответила она и добавила уже несколько смущённо громкостью собственного голоса. – это все, что мне от него осталось. Извини…
– Это мне стоит извиниться за наглость. Не бери в голову.
Таким образом Арлен подтвердила события сна, но не пролила свет на эту весьма туманную историю.
Позже – Рен, конечно, не гордился этим – он тайно умыкнул этот самый дневник. Он даже не мог внятно объяснить себе зачем это сделал, просто сыграло детское любопытство вкупе с воровским прошлым.
Однако, это было позже, а сейчас Рен хотел расспросит Арлен о том, кто такие эти Хранители, но робел, неустанно напоминая себе о положении нахлебника или в лучшем случае гостя, и пока он внутренне боролся, ситуация неожиданно пришла к худшему исходу.
Госпожа Дюран бесшумно вошла в библиотеку и уже некоторое время наблюдала свою дочь, которая, по ее мнению, искала уединения с весьма привлекательным юношей. Попутно с тем, как эта мысль развивалась в ее голове, обрастая подробностями их совместного досуга, ее лицо стремительно багровело. Казалось, в любую секунду она разразится гневной тирадой, но госпожа Дюран помнила о достоинстве и потому Рен услышал от нее одно лишь слово:
– Вон. – холодно приказала она и он послушно удалился в свой домик на дереве собирать скромные пожитки.
Арлен пришла к нему спустя почти час с дурными вестями.
Оно молча села на край кровати, подперев голову обеими руками. Ее полная грудь вздымались от тяжёлых вздохов и девушка не поднимала серых глаз.
– Рен, я еду в столицу в конце недели. И выхожу замуж. – наконец тихо сообщила она.
– Вот как… – задумчиво ответил Рен, он успел морально подготовится к этому разговору – что ж , если бы не твоя доброта, я бы замёрз где-нибудь ещё два года назад. Все, что происходит и произойдет теперь – благодаря вам. Я покину поместье и буду поминать вас добрым словом, юная госпожа.