Детский дом и его обитатели

Миронова Лариса Владимировна

Конечно же, проверив дорожные чемоданчики своих воспитанников, я обнаружила в них кучу лишнего – мальчишки запихали в них грязные рубашки, треники (на смену) ну ещё и всякий хлам. Всё пришлось вытряхнуть, грязные вещи я принудительно забрала в стирку.

За час до отъезда я вдруг обнаружила, что у нас нет аптечки. Пошла в медпункт и случайно там захлопнулась – ключ остался в двери. Замок был такой паршивый, что только снаружи его можно открыть. Стучу в дверь, кричу, зову на помощь – в ответ тишина. Детский дом спит мертвецким сном, а Нору я отправила спать в нашу отрядную, сама всё равно на ногах…

Позвонила в милицию, телефон, на моё счастье, в медпункте работал. Приехали быстро, стучат во входную дверь. Им, конечно, никто не открывает. Хотели уже уходить, но тут мне пришло в голову посветить своим мощным фонариком (с которым я всегда хожу ночью по детдому) по окнам спален. Первой отреагировала на световую сигнализацию Кира. Она и открыла милиционерам. Ключ я им выбросила в форточку. Они оперативно вызволили меня из невольного заточения, и с этой минуты я простила им все былые обиды. Ведь они спасли нашу поездку, а мой авторитет – от неминуемого падения.

… В первом же тёплом городе (стоянка четыре часа) дети побежали к морю. Воздух – плюс пятнадцать, вода – плюс десять. Но это просто Сахара после наших минус двадцати пяти. Купаться пожелали все. Купальники «случайно» взяли все. Но едва влезли в воду – и назад. На следующей станции ЧП – Бельчиков напился… До полной потери пульса. Eго забрали в милицию, еле уговорила отпустить. Конечно, он был жестоко наказан – полное поражение в гражданских правах (от меня не отходить более чем на два шага). Но это всё же чрезвычайное происшествие.

Всего десять дней мы были «в отрыве». И результат не замедлил сказаться: вне привычного раздолбайского окружения, дети, несмотря на множество соблазнов и впечатлений (ведь на Кавказе в первый раз!), сделали для себя настоящее открытие – дружно жить в родном коллективе просто за-ме-ча-тель-но!!!!

Мелкие назойливые ссоры и стычки, недомолвки-размолвки – все эти постоянные неприятности, отравлявшие нашу повседневность в детском доме, вдруг сами собой прекратились, завязалась новая любовь и дружба, появились экзотические тройки и пары.

Тройки – это когда хотят «дружить и делиться», дети объединялись на эмоционально-экономической основе, то есть всё, что у них было вкусного съестного, складывали в кучу и потом делили на троих. Больше трёх в такие союзы почему-то не сходились. Можно было просто дружить (делиться всеми секретами обязательно) или просто делиться. Этот первый опыт существования отдельно от всей прежней системы дал неизмеримо больше для развития коллективного сознания, чем все наши предыдущие мероприятия. Но вот что меня огорчало: когда я, бродя по различным инстанциям, говорила, убеждала, доказывала, что для воспитания здорового, дружного коллектива, члены которого – личности, а не «серая, безликая масса», не «послушники» и «анархисты», нужны совсем другие условия, чем те, что сейчас существуют в детских домах, мне почти всегда отвечали одно и то же – то полунамёками, то на административном эсперанто: «Коллективизм – не наш курс, муштра устарела».

Сколько я ни пыталась доказывать, что индивидуальный подход и воспитание чувства коллективизма – не противоречат друг другу, понимания, увы, не было. И тогда мне начинало казаться, что эта демагогия существует для отвода глаз, никого, на самом деле, не интересует индивидуальность ребенка, просто так легче атомизировать общество, погрузить его в хаос. А его, хаоса, повсеместно становилось в нашей жизни всё больше. Но об этом нельзя было говорить, наверное, ждали, когда будет достигнута критическая масса. Всегда ведь легче проводить преобразования в обществе, когда оно к ним внутренне уже подготовлено.

– Вы, сторонники коллективизма, – не раз говорили мне продвинутые сычи из педагогических контор, – воспитываете серость, а нам нужны яркие индивидуальности. Вы понимаете, куда всё идёт?

Пробить эту бюрократическую стену никак не удавалось. Теперь-то я понимаю, что внутри они, наверное, сотрясались от иронического хохота, выслушивая мои доводы и аргументы. Им уже было известно – куда мы идём.

Знаю, были и другие детские дома, у которых не было таких богатых шефов.

Наши сказочные богатства – в основном, заслуга лично Людмилы Семёновны. Она умела мастерски их выколачивать. Богатенькие и щедрые шефы валились на нас как из рога изобилия, хотя ничем таким особенным наш детдом не отличался от десятков других московских детских домов. Подарков от шефов у нас было столько, что с лихвой хватило бы на десятки, а то и сотни детских домов. Но не сказала бы, что именно по этой причине наши дети стали хоть чуть-чуть лучше.

Вообще-то, даже не слишком шикарных государственных «паек» было бы вполне достаточно, чтобы детдомовцы могли нормально получить среднее (или неполное среднее) образование, а детдома – выпустить в жизнь здоровых, развитых в меру отпущенных им природой возможностей, граждан страны…

.. Итак, новый календарный год мы встречали в новом качестве.

Такие перемены, однако, далеко не всех обрадовали. Исключительно строго и сухо стала общаться со мной Матрона, роняя время от времени иронично:

«Не зазнавайтесь!»

А что нам зазнаваться?

Жизнь нашего отряда стала чуть больше похожа на нормальную человеческую жизнь, это правда.

Ну и что? Если у кого и были настоящие победы, так это у Надежды Ивановны – в отряде у первоклашек. Эти малыши были первой генерацией в детдоме, которая заявила о себе со всех сторон положительно. К тому же, они не боялись старших воспитанников и не «шестерили» перед ними. А это было воистину революционным достижением. Однако отряд малышей никого особо не волновал, а от моих новаций исходила реальная угроза для всего детдомовского уклада.

Кроме того, под угрозой была также любимая педагогическая идея Людмилы Семёновны – «добыть» для нашего детдома статус «вспомогательного», а для этого надо было, чтобы 20–25 процентов детей были официально признаны олигофренами, дебилами, шизофрениками и просто умственно-отсталыми. Основную долю этого процента должны были дать, конечно, мои воспитанники. Однако большую часть кандидатов в эту «низшую лигу» мне удалось отбить от диагноза, конечно, не без активной помощи лечащего врача Олега (Ханурика). А новый статус детдома давал множество преимуществ: меньшая численность отрядов, надбавки для воспитателей, больший отпуск… И главное, меньшую ответственность за всё происходящее – ведь любой проступок и даже преступление в детдоме можно было бы списать без особых проблем на неадекватность дебильных детей. Но дети, и, правда, стали в чём-то другими. «Первый отряд» – теперь это звучало гордо. Рвётся, на пример, Беев к телевизору, а его не пускают – поздно, отбой уже. (Телевизор, общий для всех, стоял в гостиной, потом у нас появился и свой, отрядный – купили на свои собственные, заработанные деньги.)