Детский дом и его обитатели
Шрифт:
Женщина испуганно и пристально смотрит на меня.
– Скоро дочка съедет, так второго заведём. Куда мне ещё этот.
– А зачем ей съезжать? – удивляюсь я.
– А Север поедет, там скорее мужа хорошего найдёт. А в Москве мужик набалованный, на каждом углу за пятёрку найдёт. А то ещё мода пошла – чтоб баба платила. Так что пусть едет. А то тут по подъездам затаскают…
– У вас нормальные жилищные условия, две комнаты всё-таки.
– Это сейчас нормальные, а как вырастет, компании начнёт водить… Так что этого ещё… Витьку…
– Да вы его совсем не знаете! – говорю я.
– Вот именно – не знаю. Куда ж я его возьму?
– Но хотя бы повидаться, разве не хотите?
– Мне еду готовить надо. Муж скоро с работы придёт.
– Тогда ладно, желаю вам счастья. Больше насчёт Вити уговаривать не стану.
– А что уговаривать, когда условий нет?
– Да, конечно.
Нам действительно не о чем было больше разговаривать. Стоя у двери, Галина Николаевна грустно смотрела перед собой.
– До свидания, – сказала я, когда подошёл лифт.
– Прощевайте, – ответила она и кивнула.
Мне показалось, что ей захотелось остановить лифт, попросить меня вернуться и продолжить разговор, но это моё подозрение так и осталось – из области предположения.
Она не передумала.
Больше я к ней не ходила.
Сестра же Витина навещала его в детском доме несколько раз.
Мы с ребятами меняли бельё в спальне, Беев пылесосил дорожки в коридоре. Влетает на этаж Огурец, весь в мыле.
Кричит:
– Бей, а Бей! Дуй вниз, к тебе сеструха приехала!
– Какая сеструха? – спрашивает недовольно Беев.
– Девка, вся на тебя похожая. Иди сам посмотри. Если не веришь. – И закричал кому-то: Беев, если девка, то ничего, симпотная, ага!
Беев, придурочно гримасничая перед зеркальным шкафом, стал причёсывать свой вихрастый чуб. Потом, оглядев себя со всех сторон, спросил у меня:
– Гожусь?
– Вполне, – отвечаю я, и иду вслед за ним, а он пулей слетает по лестнице.
Девочка действительно очень похожа на Витька. Дубль Беева, только в платьице. И росточком чуть повыше. Встала мне навстречу.
– А где Витя, брат мой где? – спрашивает меня, озираясь по сторонам.
– Разве он не приходил сюда? – удивляюсь я.
– Нет, не было его.
– Странно.
Иду его искать по этажам. Нигде нет. А девочку жаль – славная она. К ужину явился, вот злодей!
Спрашиваю:
– Куда это ты исчез, дружок?
– А что такого?
– Ведь сестра к тебе приходила как-никак.
– На тебя похожая, – возникает Огурец. – Познакомил бы.
– Я видел её.
– ??
– С чердака. Как она к остановке шла.
– А зачем спрятался?
В ответ – угрюмое сопение.
.. В этом году было. Поднимаюсь на свой этаж, вижу. Прямо перед моей дверью на подоконнике парнишка сидит. Моднючий такой, сипатичный.
И улыбается знакомой, родной такой улыбкой. На подбородке, под губой, справа, небольшая родинка…
– Здравствуйте, Ольга Николаевна, – говорит он, соскакивая
– Солнце. Да ты уже на голову выше меня! – говорю, а у самой в носу защипало.
– Я расти начал с прошлого года, – сказал он гордо.
Поставили чайник, он солидно выкладывает на стол приношение – шоколадку «Вдохновение».
– Ну, рассказывай, как ты и где.
– В кулинарном учусь, специализация классная – цех холодных закусок.
– Нравится профессия?
– Ага. Всегда сыт выше горла. Профессия хорошая, когда кормит, – солидно, опять же, говорит он.
– Это важно, – смеюсь я.
– А что сестра? Видитесь?
– Она третий год в Норильске.
– А мама как?
Молчит, потом говорит безразлично:
– Опять вроде развелась.
– Так ты у неё бываешь?
– Неа, сеструха письмо прислала.
Глава 25. Ашотик хочет что-то сказать
На календаре – последние листочки июля, а подкрепления в лице начальника лагеря нет как нет.
И никаких вестей из детского дома. На все мои телеграммы – молчок.
От затяжной жары и постоянной духоты у меня, не переставая, болит голова. Нервы гудят, как высоковольтная линия.
А в нашем отряде всё идёт вкривь и вкось…
Однако хилая надеждочка всё ещё теплится, никак не хочет умирать: это всё потому, что к жаркому климату не привыкли, ну и новая обстановка, конечно. Бывает так сколько угодно – приехал куда-то человек, а организм протестует. Проходит время, и всё как-то устаканивается. И всё ничего. Однако эти малодушные самоуговоры «в пользу бедных» мало помогали. Умом я уже точно знала – это конец. Ирочка по-прежнему всей душой на моей стороне, но что она может сделать? Искренне мне сочувствует, но портить отношения с ребятами не желает. И, кроме «стыдитесь», никаких резонов.
– Витенька, ну что же ты? Стыдно… Олежка, ой-ё-ей…
Укоризненный взгляд и милая, добрая улыбка… Вот и вся помощь. Как это всё было похоже на злую карикатуру, шарж-портрет меня самой не далее как в сентябре прошлого года. Вот так со стороны смотришь и думаешь запоздало догадливо: так вот почему поджимала обиженно губки Матрона, а деликатная Нора, добрейшая Нора, не находя уместных слов, просто грустно смотрела на меня и незаметно вздыхала…
Как это всё неприятно, однако!
.. Уже в середине июля стала кучно подтягиваться к родному очагу местная учащаяся молодёжь. Каникулы – святое дело. Но только не у нас – хлопот явно прибавилось. Уследить за прекрасной половиной отряда теперь и вовсе не стало никакой возможности. Только опустится солнышко за море, как мои гулёны уже лыжи навострили и в кусты… А ночи в горах тёмные, жуткие. Вот и хожу с фонарём, как ночной Диоген, заглядываю во все закоулки, останавливаю проезжающие машины – не везут ли «на гульки» мою легкомысленную деваху? Положение наиглупейшее.