Детский дом и его обитатели
Шрифт:
Хозяйка же на все мои мольбы и жалобы отвечает странным смешочком:
– А зачем вы вообще за ними гоняетесь?
– Ну, как это – зачем? – только и могу сказать я, на что Хозяйка резонно замечает:
– Жаль, конечно, что у нас пока нет публичных домов, тогда бы и бегать не понадобилось…
– Как это?!
– А так. Готовый материал.
– Как же можно так говорить?
– А на что они ещё пригодны? Работать всё равно не хотят, и, вижу, не будут. Да вы и сами это знаете.
Я так и не поняла, шутила она или подначивала. У неё иногда прорывался такой вот забористо-закордонный юморок…
Иногда со мной в экспедицию отправлялись Огурец или Ханурик. Какая ни на есть, а всё же – «личная охрана». Местное молодое племя (ну и не очень молодое, но тоже с той же прытью) хоть и отличалось значительной, чисто южной экспансивностью, всё же до сих пор какого-либо значительного ущерба нам не причинило. Пока всё было вполне невинно. Не знаю, что их удерживало «от гнусного разврата», возможно, страх перед Хозяйкой, она здесь пользовалась безграничной властью и безоговорочным авторитетом.
– Ей бы картелем управлять, или синдикатом гранд-отелей заведовать, – с таким энтузиазмом говорил Валера о Тамаре Трофимовне, что могло сложиться впечатление, будто он уже получил приглашение на должность главного управляющего в хозяйский «менеджмент».
– Какой ты, Валерик, непостоянный! – журила его со смехом медсестричка.
Валера сразу вполне правильно просёк: Хозяйка здесь была – и царь, и бог, и гетмана злодей… И сделал правильные сезонные выводы: директор базы отдыха в Сочи в летнее время лучше, чем директор детского дома в Москве. Она здесь решала, кого и куда посылать – на временные или подённые работы, чью площадь арендовать под нужды базы и по какой цене; она, безусловно, была главным нервом этого многосложного хозяйственного организма. А если учесть, что пропускная способность её хозяйства – более ста тысяч «блатняка» за сезон (иные всего на один день прилетали!), то несложно представить себе могущество этой дивной женщины. Ведь полезные связи легко конвертировались в любые материальные и прочие ценности… Сила и власть её были столь велики, что Хозяйка могла себе изредка позволить и благотворительность – просто так, без всякого напряжения финансовых структур, короче, удовольствия ради. Так случилось, что в сферу такого рода её деятельности попала временно и я… ну и наши дети, конечно. Она нам прощала такие «шалости», за которые любая другая «группа отдыхающих» на правах подшефных уже давно бы вылетела пулемётной очередью из прекрасных предместий славного города Сочи. А таковых за лето на базе перебывало групп десять-пятнадцать.
– Вот смотрю я на вас и думаю… – глядя сквозь меня большими голубыми очами с поволокой (что, кстати, бывает нечасто – небесноглазые обычно имеют искрящийся взгляд), говорила она мечтательно, – от отчаяния это в вас поселилось или от некой дури? Не обижайтесь, я по-доброму…
– Не понимаю вашего вопроса, – попыталась я уклониться от нелепого, странного разговора (только этого ещё не хватало – искать смысл жизни тихим тёплым вечером на взморье, да ещё с такой шикарной тётенькой на пару!).
Но она наседала:
– Вы что, и, правда, верите в нравственное перерождение этих… детишек?
Я мужественно стерпела эту выходку и смиренно отбила гол, летящий буквально в пустые ворота:
– Они такие же люди, как и все остальные. Но с детства у них не было нормальных отношений с миром, им досталась иная среда, вот и всё. Надо исправлять ситуацию, это не смертельно.
Она удивлённо подняла бровь и коротко хохотнула.
– Вы это серьёзно? Но как именно вы хотите исправлять? Гоняя с мотыгой по горным участкам?
Теперь она смеялась – дробным, рассыпчатым смехом.
– Просто надо восполнить недостающие связи, и всё пойдёт путем. Надо создать для них другие, не паразитические условия. Чтобы они чувствовали себя самостоятельными людьми, а не ущербными сиротками, которым вечно будут кидать куски на бедность.
– Это утопия, – резко меняя тон, сказала Хозяйка. – Мне это не по душе.
– Это реальность. Но её надо сначала создать, – мягко возразила я.
Она всплеснула руками.
– Здорово! Значит всё-таки утопия. Ведь то, чего нет, это утопия?
– Вы меня хотите сознательно запутать? – невольно ощетинилась и я.
– Ну что вы – все люди братья! Только нам тут этих братьев как раз и не хватало, – сказала она, похоже, слегка раздражаясь.
– Отчего же? – тоже сильно озлясь, спросила я резко.
– Здесь всякие бывали, но вот новых христиан что-то не припоминаю.
Уже начиная нервничать, говорю просто:
– Не знаю, что вы имеете в виду. Скажу просто. Я твёрдо верю в справедливость и доброту.
– Это не смешно, – жёстко сказала она. – Христос никому не обещал светлого будущего, на земле, во всяком случае. А во всех остальных местах мы почему-то не можем проверить.
– Это не совсем так…
– Нет, не обещал будущего на земле! – почти выкрикнула она. – Равно как и настоящего. А вы хотите гармонии для всех в бренном и страшном мире с ограниченными сырьевыми ресурсами! Что, однако, противоречит всем законам – как физиологии, так и морали.
– Ошибочная точка зрения.
Она возмущённо взмахнула рукой.
– Все ошибаются, только вы знаете истину. Чудесно!
Хозяйка снова хотела засмеяться, но, видно, передумала. Глаза её постепенно приняли странное выражение. Она уже не улыбалась, сидела мрачная – строго и прямо, Лицо её незаметно утратило прежнюю миловидность и привлекательность.
Да…
Женщинам явно не идёт серьёзная умственность, круто замешанная на злости…
Но битва продолжалась – она меня всё же раззадорила, и я не намеревалась отступать вот так вот стразу.
– Это ещё надо проверять. Мы не знаем, что говорил Христос на самом деле, – вежливо, однако с упрямой настойчивостью сказала я.
– О боже, вы и на небе хотите провести ревизию? Может, ограничитесь пока детским домом? – захохотала она громко, некрасиво кривя ярко накрашенный рот.
Но меня это уже не могло сбить с толку.
– Всюду много неправды. Опровергать очевидное странно, по меньшей мере… – нагло лезла на рожон я.
– Да, согласна, мы живём в мире, где человек человеку – товарищ волк. А ваша своевольная и слишком уж демократическая любовь к этим деткам основана исключительно на порывах вашего сердца, вот и всё, – сказала она. – Никакой исключительной идеи за всем этим не стояло и не стоит. Ваше поведение не может быть примером для подражания. И поэтому в нём нет никакого смысла.
Вот так!
– Я не думала об этом. Но – раз вы советуете, – напрягусь как-нибудь, – сказала я, стараясь не быть резкой.