Детский дом и его обитатели
Шрифт:
– Он что – правда, псих? – спрашивает шёпотом сразу протрезвевший Валера. – А по виду вроде нормальный.
– Нет, он просто лунатик, – говорю я, снова вздрагивая. – По проводам ночью ходит, если вдруг разбудить при луне. А руки цепкие такие, как ухватит, не выпустит ни за что. Так и потащит на крышу.
– Правда?
– Да, точно вам говорю.
Валера придвинулся ко мне поближе. Кровать издала протяжный скрип.
– Может, ко мне пойдём? – предлагает он (у него отдельный номер на базе).
– Спать
– Отдыхать, так отдыхать, – говорит Валера и валится на подушку. – Я готов.
Беев поднимает голову. Смотрит на него широко распахнутыми глазами. Потом громко произносит: – «Блин!» – И снова падает на подушку.
– Ну вот. Началось, – трагическим шёпотом говорю я.
– Что, в окно полезет? – растерянно спрашивает Валера.
– Похоже, что да. Вон спину уже выгибает…
– Ладно тогда, я как-нибудь в следующий раз… – говорит Валера и на цыпочках спешит выбраться из Голубятни.
Неверными шагами подходит к двери, пытается спуститься по лестнице со сломанными с одной стороны перилами – выставив одну ногу наружу, болтает ею «в открытом космосе». Наконец, нащупав убегавшую ступеньку, он шумно вываливается в звездную ночь. Беев выдаёт ещё один «блин», и Валера стремительно грохочет вниз, весьма несолидно при этом ругаясь.
– А при чём здесь Кузькина мать? – высовывает голову из-под подушки Беев.
– Спи уже, – говорю ему, прикладывая палец к губам.
– У Кузи вааще матери нет.
– Спи! Тихо ты…
Снизу, с первого этажа послышался сердитый мужской голос:
– Почему шумите? Спать мешаете!
Валера что-то гундосит, но я уже заперла дверь и его слов, к счастью, не слышу.
Внизу хлопает дверь – на крылечко вышли двое – муж и жена, селяне, у которых мы и снимаем Голубятню.
– Едут сюда развратничать… Воспитатели… Детей уже не стесняются!
Далее следуют эпитеты и синонимы всевозможных экспрессивных выражений и слов. Беев снова просыпается и «печёт блин».
Ситуация… Ну, Валера… Попадёшься ты мне под горячую руку! Утоплю.
Глава 27. В драгметаллах сечёте?
Напрасно я, однако, надеялась, что с приездом Татьяны Степановны наша жизнь переменится к лучшему.
Увы…
– Ну, наконец-то! – бросилась я навстречу Татьяне Степановне, когда увидела её выходящей из машины у коттеджа Хозяйки. – Где разместили? В деревне? Рядом с девицами?
Она, однако, не проявила ответной горячности при встрече.
– Голубятня, вообще-то предназначалась для налага, – сказала она несколько суховато – особенно на фоне моего бурного приветствия.
– Ничего страшного, – успокаиваю её, – устроим резиденцию начлага в самом прохладном деревенском доме. А
Татьяна Степановна подумала, потом сказала:
– Ну, пусть. Там действительно будет прохладнее. Но до моря далеко. Три раза в день – туда-сюда… Как-то не очень.
– Зато девчонки рядом, – пытаюсь подбодрить я её. – Соскучились же!
– А почему вы не поселитесь в деревне? – спрашивает она меня.
– Потому что такого большого дома в деревне нет. Чтобы всех мальчишек там уместить. А рассеивать их по отдельным домикам безнадзорно – это ещё опаснее, чем девчонок одних оставлять. Правда. Да плюньте вы на эту Голубятню! В деревне лучше, если одному. Вам там понравится.
– Боюсь, что шумновато будет в деревне, – говорит Татьяна Степановна, поправляя свои замечательные серебристо-тёмные очки.
– Да и здесь ведь на ходу, дорога рядом. И потом, у меня есть ещё одна хорошая идея на этот счёт.
– Ладно, в случае чего, поменяемся, – соглашается, наконец. – Ну, как тут они? И что за идея?
– Разболтались вконец. Я просто не справляюсь. Мне очень кстати будет ваша помощь. Идея вот какая. На базе обещали дать места для всего отряда, но ждали вас.
Она неопределённо пожала плечами.
– Теперь вот бархатный сезон приближается.
– Ну да, знаю, с августа усилится наплыв блатняка.
– Я говорила по телефону с директором базы. А в этом году, Т все как взбесились – всем надо на отдых в Сочи. Так что не знаю, может, так и придётся жить по разным местам.
Мы сели на скамейку, под дерево. Разговор по душам почему-то никак не склеивается. Она зачем-то стала выкладывать из сумки вещи – широкое пляжное полотенце, бутыль с минералкой, пакет с бутербродами, крем для загара, журнал, косынка… Потом снова стала всё убирать в сумку. Косынку скомкала… Похоже, нервничает. С чего бы это? На ней был весёленький сарафанчик, который ей очень шёл, но совершенно не вязался с тем свирепым выражением лица, которое на нём установилось мгновенно, как только я сказала, что придётся с девицами ходить буквально за руку. Иначе хлопот не оберёшься.
– Ухажёры? – сняла очки она и посмотрела на меня с близоруким прищуром.
– Это бы ладно – всех ухажёров мы уже на учёт поставили, – говорю я. – Но тут ещё некие Братья Карамазы объявились…
– Нам только Толстого не доставало. Для полного комфорта, – сердито говорит она и снова начинает копаться в сумке. – Да пусть живут, как хотят. В конце концов, это их жизнь. Вам ясно?
– Нам – ясно, – говорю я, вскипая. (И эта туда же!). – Но мы не имеем права. проявлять беспечность. Они ещё многих вещей просто не понимают. Чего ради мы сюда приехали?