Детям (сборник)
Шрифт:
Я все оглядывался. Вспоминал серое лицо Наполеона, и рукав его сюртука, и кашель. И флаги на пестрых балаганах уже не манили меня веселым щелканьем.
– А вы чего это приуныли? – спрашивал дядин приказчик весело. – Васька-то вон как прыгает! Без спросу ушли, что ли… боитесь, что трепка будет? А вы скажете, что со мной…
Пожалуй, и это меня тревожило. И было еще, другое.
1928
На
Из воспоминаний моего приятеля
I
Жоржик…
Из длинного ряда ушедших дней встает предо мной хрупкая фигурка. Ясные глаза вдумчиво глядят на меня с бледного личика, и тонкий голосок спрашивает наивно-важно:
– Как вы на это смотрите?..
Где теперь он?
Когда мне становится особенно грустно, иду я туда, где могу встретить детей. Иду на бульвар, присаживаюсь на скамью и смотрю. Шумно и весело играют маленькие люди, и неведомая им жизнь, кажется, сама с улыбкой приглядывается к ним. Смотрю на оживленные лица, слушаю звонкие голоски. И хочется подойти к задумчивому мальчугану лет семи, с бледным лицом и ясными большими глазами. Хочется взять его за тонкие плечики, заглянуть в лицо и спросить:
– Ты не Жоржик?
Нет. Теперь он большой, большой. Теперь он уже не носит коротких штаников и башмачков на пуговках. Теперь уже не играет в лошадки, не горят его щеки и не открываются так широко глаза и не спрашивают, как бывало. Он теперь многое знает. А его сердце… прежнее ли оно?..
Не знаю.
Вспомнишь о Жоржике – и становится рядом с ним тощая и сгорбленная фигура старого Димитраки, с трясущейся головой, с клочьями ваты, вылезающей из продранной куртки. А вот и крупный корпус капитана, дяди Миши. Как сейчас вижу его, рослого и коренастого, словно вылитого из розовой меди, лет за пятьдесят, с обветренным, румяным лицом и седеющими подстриженными усами. Милый капитан! Вспоминаете ли вы о ваших «японских лозах» и черепахах? Милейший капитан! Он искусно водил по морям гигантские пароходы, исколесил океаны и повидал-таки свет. Он вынес сотни штормов и благополучно вошел в тихую пристань. Ему повиновались морские валы и бури, и все же он чистосердечно признался, что маленькое сердце для него неизвестнее морских глубин и течений, которые он знал как свои пять пальцев. Это именно он и высказал при первой же встрече.
– Прошу, – плавным и уверенным жестом указал он мне на кресло сбоку стола. – А-а… – протянул он, бросив взгляд на мою визитную карточку. – О вас мне говорили… Вы математик? А-а… Как раз то, что мне нужно. – Он говорил уверенно и кратко, точно отдавал приказания. – Математика – важная штука в жизни. Мера и цифра. Это важная вещь. Вы как на это смотрите? А в деле воспитания она положительно необходима. Не правда ли?
Я не успел высказать, что в деле воспитания, хотя и математик, прибегаю не только к мерке и циркулю, как капитан продолжал, закуривая сигару:
– Я буду краток. Мне нужен воспитатель к племяннику. Он почти сирота. Отец помер давно, мать, моя сестра, серьезно больна и лечится за границей. Парень на моем попечении… Ему только семь лет. И я хочу серьезно взяться за дело. Почему? Это вы сейчас
– Дядя Миша! – раздался за дверью тонкий настойчивый голосок.
– Нельзя. Я занят! – решительно крикнул капитан.
– Но, дядя Миша… Мне нужно!
– Вот-с, – бросил мне капитан. – Когда не нужно, он настойчив. – Я сказал русским языком: я занят!
– Нужно мне! Ты пойми, что нужно…
Дверь кабинета отворилась, и просунулось худенькое личико. Два светлых глаза с любопытством оглядели меня и обратились на дядю.
– Что тебе? – грозно спросил капитан, хмуря брови. – Сколько раз, – он еще более возвысил голос и поднял палец, – сколько раз я тебе говорил: раз я занят…
– Но Маланья опять кота выдрала!
– Выйди…
– Она не смеет! Мой кот! Ты ей скажи, чтобы она… У кота котята!
Дядя Миша грозно поднялся, сдерживая улыбку, причем его розовые щеки вздулись и брови насупились, решительными шагами подошел к мальчугану и торжественно вывел его из кабинета.
– Парень весь здесь как на ладони, – продолжал он прерванный разговор. – Вы его быстро узнаете. Важно, как я уже говорил, обратить особенное внимание на развитие в нем выдержки, силы воли…
И капитан подробно сообщил мне о всех достоинствах и недостатках племянника. Я принял условие.
– Через неделю мы едем на побережье Кавказа… Имение там у меня! – Покончив деловой разговор, капитан говорил совсем добродушным тоном и даже предложил сигару. – Да, море – это моя стихия! А как оно воспитывает характер! Я знаю тысячи примеров… Парню полезно будет пожить там… А вы как на это смотрите?
Выйдя из кабинета, я заметил «парня». Он стоял в передней, в углу, и тер ногу об ногу. Чего-то, очевидно, выжидал. Заслышав мои шаги, он вышел из уголка, смело взглянул мне в глаза и спросил бойко и дружественно, точно мы были с ним давным-давно знакомы:
– Вы будете меня учить?
– Буду учить. Тебя как звать?
– Жоржик. Вы знаете, Георгий…
И протянул маленькую ладошку.
– Ну, будем друзьями. Так у вас кота выдрали?
– Да, – нехотя сказал он, пожимая плечами. – Как вы на это смотрите?
Эту фразу раз пять произнес капитан.
– Ну что же… Ну, выдрали слегка…
– Вовсе не слегка! – решительным тоном сказал Жоржик. – Его нарочно выдрали.
– Нарочно? Это почему же? – болтал я, разыскивая калоши.
– Так. Дядя Миша хочет отучить меня плакать. Вот и велит кота сечь.
– Ну конечно, это не так…
Я взял его за подбородок и потрепал. Он взглянул на меня большими ласкающими глазами.
– Позвольте, я вам подам…
Вскочил на стул, оборвал вешалку у пальто и подержал. Нашел калоши.
Уходя, я слышал, как он гремел ручкой двери и кричал:
– Дядя Миша! Теперь ты не занят! Мне нужно!..
II
Через неделю поезд уносил нас к морю.