Девичий паровозик
Шрифт:
Я обратился с просьбой к вознице, постоять еще немного, и совсем не торопясь возвращаться. Легкий полог закрыл нас от него и всех на свете. Белая парусина пропускала свет, и в внутри кибитки растекался легкий молочный полумрак.
– Какая вы мокрая и совсем не бережете себя Мария Александровна. Так можно и простудиться. Надо обязательно растереть ноги, – очень громким шепотом сказал я ей, и моя рука скользнула вниз. Она сделала удивленно расширенные глаза:
– Что вы делаете? Это лечение?
– А вы что подумали? Лучше предупредить болезнь.
Ее холодные мокрые щиколотки и икры подверглись моим быстрым щипкам растираниям и массажу. Собирая в гармошку юбку, моя рука, добралась до остывших в воде, посиневших коленок.
– Оно уже началось господин доктор?
– Молчите больная!
– Боюсь думать, что вы задумали.
Я нашел ее рот, холодные губы. Они затрепетали. Она обняла меня за шею руками, а я чуть откинув ее навзничь, продолжал взбираться все выше и выше пока ее бедра совсем не оголились. Мокрые розовые трусы были туго натянуты на живот, и я начал водить по ним интенсивно и сильно.
– Вы что делаете Миша?
– Сушу ваше белье.
– Вы протрете там дырку.
– Так! Доктора учить! Разговорчики больная!
Мы опять слились в поцелуе, а моя рука скользнула сверху вниз под тонкую хлопковую материю. Она дернулась, сжав мне больно уши, но я не отпустил ее губы, и она расслабилась, смирившись, что моя рука проникла под эту последнюю преграду.
Вы можете попробовать на ощупь мех колонка, белки или даже шкуру медведя, что лежит у вас на полу, и все это будет совсем не то, по сравнению с тем, если вы положите руку на самый низ живота девушки или молодой женщины. Тысячи упругих пружинок жестко и мягко начнут отталкивать вашу ладонь защищать самое интимное место своей хозяйки: «Прочь! Непрошеный гость!», а вы настойчиво собираете их в кучу, безжалостно приминаете, играете с ними в одну известную только вам игру. Их ряды слабеют, они не так упрямы, как раньше, но все, же они сражаются из последних сил, и тут вы нащупываете их ахиллесову пяту на выпуклом бугорке. Тут уж они помочь не в силах, и вы чуть разваливаете половинки персика, проникаете внутрь. И ваши пальцы тонут чуть-чуть, потом все сильней и сильней. А хозяйка торопливым шепотом просит, молит о пощаде и, тем не менее, ничего не делает, что бы это прекратить. Ее слова напротив, распаляют вас еще более, и более и вы понимаете, что это только антураж и легкий страх, смешанный со сладострастием, и она совсем не хочет, что бы вы прекратили то, что так удачно начали.
В полуобморочном состоянии мы услышали, как колеса телеги выехали на берег. Я, приподняв полог, попросил возницу следовать прямо к нашей полянке. Он недовольно скривился. Мне пришлось добавить ему мелочи и он, повеселев, неспешно направился в указанном направлении. Когда мы ехали по берегу, в шаге, двух от нас, гуляли люди, мы слышали их голоса, смех, но это только заводило, придавало опасности. Мы практически сошли с ума, совершенно забыв об элементарной осторожности. Наконец, телега пару раз качнувшись, остановилась. Перед тем как выйти, Маша попросила отвернуться. Она решила снять мокрые трусы в кибитке.
– Да ладно Вам Мария Александровна! – сказал я с улыбкой. – Будет вам стесняться!
Она тяжело вздохнула и стала смотреть на меня испепеляющее.
– Не-а!!! – сказал я упрямо.
Она дала мне маленьким кулачком по лбу и сняла их запросто естественно, как будто меня здесь и не было. Свернув их конвертиком, она сжала их в руке и мы, наконец, простились с гостеприимной кибиткой, которая доставила нам, столько, радости.
Мы допили, ставшее совершенно горячим, шампанское прямо из горлышка прикладываясь по очереди. Она периодически жалась ко мне, кусалась и была немножко полоумной. Когда я оторвался от ее губ в очередной раз, Маша зашептала громко и сбивчиво мне на ухо:
– Пойдемте ко мне. Моя соседка уехала на два дня. Днем никто не подумает. 17-й номер, зайдете и сразу направо. Только смелей, и не оглядывайтесь. Если спросят, скажите… что ко мне. Фотограф. Снимки отдать.
– А дача? Там спокойней, – поинтересовался я.
Она сделала такую кислую мину, что я сразу понял, что дача отпадает по определению.
– Рискуем?
– Вы ничем!
Глава 7
Спустя, не более четверти часа, я смело толкнул филенчатую дверь с позолоченным номером «Семнадцать». Маша, быстро подойдя, повернула ключ в замке у меня за спиной и взглядом показала на разобранную кровать. Она уже успела переодеться и была в роскошном платье из шелкового крепа, а поверх струились воздушные ниспадающие складки прозрачной фаты из органзы. Низ и рукава были отделаны кружевами из тюля с серебряными бусинками. Игра прозрачными объемами завораживала взгляд, маня своей доступностью и тайными прелестями женского тела. При каждом шаге, в узкой щели, одежда открывала ее ножки выше бедра.
– Господи! Боже мой! Хотелось закричать. Неужели вот все это я сейчас подхвачу, сомну, и это будет моим!!! Это казалось сказкой Шехерезады, сказкой 1001 ночи. И стоит только захотеть, этот шелк взобьется бешеными бурунами, и не будет больше никаких преград. Счастливый 17-й номер, золотые таблички, и нежные плечи, и свежесть дыхания и стон из груди и судорога мышц. Нет, нет, зачем же спешить. Все идет чередом.
Маша присела на краешек кровати и теребила одеяло, ждала пока я разденусь «Ну дурацкая пауза знаю, что делать, посиди, подожди, я иду. Как назло все не так».
– Говорю ей мысленно. Улыбается, все понимает
– Вот это постель! Королевское ложе и тебе все одной!? – восторженно кричу я.
– Не сегодня одной, – смеется она.
Я рыбкой кидаюсь в кровать. Тону уплываю.
– Ну хватит сидеть Маша! Милая Маша!!! Где ты есть! – говорю я в сердцах и вижу ее удивленно-милое лицо которое тянется ко мне.
«Пелеринки прозрачные… и нежной материи вязь… все мешает зачем? Бог ты мой! Неужели сейчас!? Так долго, так долго я шел!!!».
Все ее тело отзывчиво затрепетало в моих руках. Надорвано скрипела органза когда я снимал ее сверху обнажая узкие плечи, оголяя вдруг выпрыгнувшую навстречу тяжелую грудь взбухшие соски.
– Я же недавно отняла ребенка от груди, – говорила она извиняясь.
Молочко… чуть изливалось, и это было неожиданно и захватывающе. Она смущенно протирала маленькими квадратиками из марли текущее молоко, а мне было просто восхитительно. В моих руках ее грудь упруго вздымалась к верху. Дышала взволнованно горячо. Молоко размазывалось по щекам. Наверно нет ничего прекрасней и величественней груди молодой матери, когда она доверяет тебе полностью и без остатка. Нежные, чувственные соски тонули у меня во рту.
Я кусал ей плечи и очень дурманящее пахло у ней под мышками. Я скользнул ниже в молочно-бело-голубую кипень прозрачного шелка и, взбивая его руками, головой приоткрыл начало ног. Зажатая среди стройных бедер и низа живота находилась заветная часть тела молодой женщины, к которой я так безотчетно стремился. Мои руки рванулись туда, но эти воздушные волны прозрачной фаты все портили, мешали, совершенно неподходяще лезли всюду и сковывали мои устремления.
И вот она Земля Обетованная! Вот он ковчег похоти и сладострастия! Вот ТО, что доводит до безумия!