Дэвид
Шрифт:
Питер остановился, когда я повернул за угол к главной части дома.
— Я собираюсь сегодня ещё раз пробежаться по цифрам, проверить кое-что, но я догоню тебя потом.
— Само собой.
Я понял, что он имел в виду — он не пересчитывал цифры в отчетах; он шпионил за Сержем, чтобы узнать, нет ли у него каких-нибудь подозрений. Разумно.
«Потом». Меня это вполне устраивало. Мне не терпелось вернуться домой и посмотреть, пришло ли письмо, но сначала мне нужно было увидеть Винса.
Когда я вошел, он сидел в кабинете Сержа. Сам старик курил
— Винс, — окликнул я, подошел к нему и сел напротив, чтобы не смотреть на него сверху вниз.
— Да? Я вообще-то занят, — ответил он, постучав по своему айпаду.
— Я хотел бы поговорить с тобой.
Его пальцы замерли, в глазах мелькнуло опасливое выражение.
— О чем же?
Я старался говорить тихо:
— По поводу завтрашнего дня.
Он бросил взгляд на дверь.
— Ну и что будет после завтрашнего дня?
— Потом, когда всё переменится…
Он поднял руку.
— Я уже знаю, к чему ты клонишь, и мой ответ — нет.
Я постарался сохранить невозмутимое выражение лица, но его слова неприятно поразили меня.
Он наморщил лоб.
— Послушай, это уже в прошлом. У тебя здесь хорошая работа, дела идут. Никаких отвлекающих факторов. Понимаешь, о чем я?
Я едва заметно кивнул.
— Не говоря уже о том, — продолжал он, еще раз взглянув на дверь, — что мне надо будет сразу же начинать борьбу за власть, чтобы меня признали главным. Моя фамилия не Генуя. Так что я не могу допустить, чтобы вытащили моё грязное белье. Все эти проблемы, всё что произошло тогда с Бланко, надо похоронить и забыть навсегда.
Задушить его было бы легче легкого. Мне даже не пришлось бы тратить на это много времени — я мог бы свернуть ему шею, вместо того, чтобы душить его. Если сломать ему позвонки, это его прикончит, мне и делать больше ничего не придется.
Он поёрзал на стуле и откинулся назад, как будто почувствовал силу моих мыслей.
— Мне очень жаль, Дэвид, но этого просто не будет и всё.
«Ему жаль». Не похоже, чтобы он жалел об этом. Он был умен. Держать Эйнжел подальше — значит держать меня на поводке и заставлять выполнять его приказы. Никаких отвлекающих факторов. Я должен был отдать ему должное — у этого ублюдка был холодный разум.
Я подавил разочарование и встал.
— Все, что я тебе обещал, вот-вот исполнится. Вот увидишь, — с этими словами он взял айпад и вернулся к работе.
Как бы мне ни было больно, я ушел, не пролив его крови. Уговор есть уговор, и он намеревался удержать меня в рамках наших договоренностей. Я не мог позволить себе свернуть ему шею, не подвергая жизнь Эйнжел опасности.
* * *
«Дэвиду Равену».
Наклонный почерк синими чернилами заставил мое сердце учащенно забиться. Парень прислонился к стене возле моей квартиры, держа в руках конверт и жуя жвачку.
— Вы мистер Равен? — спросил он, оживившись, когда я приблизился, а затем съежился, когда я подошел достаточно близко, чтобы он мог хорошо меня рассмотреть.
— Да.
— Доставка.
— От кого оно? — задал я вопрос, точно так же, как спрашивал каждый раз все эти годы.
Ответ его был таким же, как и всегда:
— Оно было оставлено в офисе до открытия, оплачено наличными, обратного адреса нет, — вытащив конверт из сумки, он протянул мне. — Сэр, — его голос дрогнул.
— Убирайся отсюда, малыш, — я сказал это, чтобы дать ему передышку, или, может быть, я просто не хотел, чтобы он обделался от страха прямо перед моей дверью.
— Да, сэр! — ответил он и помчался к лифту, как будто я за ним гнался.
Я открыл дверь и поспешил войти в квартиру. Усевшись на свое обычное место, я положил конверт на колени. Теперь это стало ритуалом — я сел на то же самое место, заставил себя успокоиться и только потом вознаградил себя, открыв конверт. Но в этом году на душе у меня было неспокойно. Эта задержка в целый лишний день не давала мне покоя, разъедала мозг и тревожила сердце на протяжении последних двадцати четырех часов.
Не в силах сдерживаться дольше, я разорвал бумажный конверт и вывалил его содержимое. Оттуда выпорхнули листок и фотография.
Как жадный ребенок, я обыскал конверт и заглянул внутрь, чтобы убедиться, что он пуст. Я ничего не мог с собой поделать. Особенно когда письмо на этот раз показалось таким тонким. Где же всё остальное?
Я поднял фотографию и уставился на неё. Где она фотографировалась на этот раз? Позади неё возвышалась башня, вершина которой напоминала мяч для гольфа с антенной наверху. Она улыбалась, низко надвинув на глаза шляпу. Как, черт возьми, ей удается становиться всё красивее с каждым годом? Её длинные волосы рассыпались по плечам, а фигуру в форме песочных часов облегало красное пальто.
— Я бы всё что угодно сделал бы для тебя, милая моя Эйнжел.
Я положил фотографию на кофейный столик, чтобы время от времени смотреть на неё, пока читаю письмо.
«Дэвид,
Несчастные влюбленные. Вот кем были Ромео и Джульетта. Несколько месяцев назад я смотрела версию «Ромео и Джульетты» 90-х годов, ту, что с Лео Ди Каприо и Клэр Дэйнс, и с тех пор эта фраза застряла у меня в голове. Потому что мы с тобой такие же. Но у нас не должно кончиться так же трагично, как у них».
Могла бы и не водить меня за нос, я же не дурак. Блин, боль в груди стала сильнее — сердце жгло просто адским огнем, который появлялся только тогда, когда я думал об Эйнжел.
«Подумать только, Берлин! Может быть, ты уже догадался по фотографии? За моей спиной телебашня, самое высокое сооружение в Берлине. Туда можно войти, подняться наверх на обзорную площадку и как на ладони увидеть весь город, увидеть, где раньше была Берлинская стена, сравнить Восток с Западом. Я не могу дождаться, когда приеду сюда с тобой».