Дэвид
Шрифт:
Единственная весточка, которую я получил о ней, была от Винса — и это была просто её нечёткая фотография на велосипеде непонятно где. Фон был размыт, но я мог точно сказать, что это была моя Эйнжел. Мне пришлось поверить Винсу, когда он сказал, что снимок был сделан на прошлой неделе. Мне не нравилось, что он так пристально следит за ней, но, с другой стороны, мне надо было знать, ведь только убедившись, что с ней всё в порядке, я мог спать по ночам.
Жаль, что я не могу сообщить ей, что Гектора и Хорхе больше нет, хотя я бы избавил её от подробностей того, как медленно я убивал их обоих. Возможно, ей также хотелось бы знать, что несколько месяцев назад Лоренцо «попал в шторм на лодке» и утонул в море. Его тело так и не нашли, даже то, что от него
У меня в груди клокотало от предвкушения. На моем телефоне звякнуло входящее сообщение от Питера. Я проигнорировал его. Это было моё время. Это было только между мной и моей Эйнжел.
Дрожащими руками я просунул палец под клапан конверта и сломал печать. Сунув руку внутрь, я вытащил пачку рукописных страниц и фотографию. Я провел рукой по внутренней стороне конверта и встряхнул его, чтобы убедиться, что там больше ничего нет, ни кусочка, ни малой частички от Эйнжел, которые я мог не заметить.
Перевернув фотографию, я долго смотрел на неё. У меня болела грудь и кружилась голова, но я не мог оторвать от неё взгляда. Я запер свои эмоции год назад, похоронил их в подвале Бланко после того, как Винс перерезал веревки и освободил меня.
В ту ночь Винс увел Эйнжел, поспешно выпроводив её из дома, когда нанятые им люди ворвались в поместье Бланко и устроили там невообразимый погром. Я сделал всё по плану Винса, как бы отбив нападение нескольких «ирландцев» и спас жизнь Бланко. Все это было прекрасно поставлено Винсом, и я сыграл свою роль. Через несколько дней Бланко получил локон волос и пинту крови вместе с фотографией мертвого тела Эйнжел. Я не видел этой картины, не мог даже на секунду поверить, что это правда. Но Бланко верил в это, а Винсу только это и было нужно. Он взял меня под свой контроль и выставил Сержа в плохом свете в этом деле — он был настоящей змеёй, о чём Серж даже не подозревал.
Но эта фотография — я мог смотреть на неё часами. Она была такой живой, энергичной. Толстый шарф прикрывал её губы и подбородок, но глаза были широко раскрыты и блестели даже в тусклом свете. Позади неё Эйфелева башня поднималась к темному небу, огни вдоль балок замерли и застыли в сиянии.
У меня защипало в глазах, и все, что я пытался подавить глубоко в душе, грозило выплеснуться наружу.
«Эйнжел».
Я провел кончиком пальца по её силуэту. Я сидел так несколько долгих минут, просто смотрел на неё, пытаясь понять, о чем она думала, когда была сделана фотография. Одна-единственная темная мысль пронзила мой разум — кто это снимал? Что, если другой мужчина? Я отбросил это подозрение, а затем полностью стер его.
Я благоговейно отложил фотографию и взял листки. Открыв первую страницу, я увидел синие чернила и женский почерк с наклоном. Моя грудь снова заныла, когда я начал читать:
«Дэвид,
Я знаю, что не должна это писать, но ничего не могу с собой поделать. Я принимаю все меры предосторожности, чтобы уберечь тебя от неприятностей. Если Винс разозлится и что-то сделает с тобой за это, я никогда себе этого не прощу. Пожалуйста, будь осторожен.
Как видишь, я делаю то, о чем ты просил. Париж прекрасен, особенно ночью. Тебе нравится это фото? Моя подруга Энн сняла его для меня. Она молода и мила, и думает, что я студентка по обмену из Америки. Я придумала себе новое имя и не буду сообщать его тебе тут, потому что ты будешь беспокоиться, если я это сделаю».
Я вздохнул с облегчением и продолжил читать.
«Эйфелева башня сияет точно так же, как я тебе рассказывала, но огни были бы намного ярче, если бы ты был здесь, чтобы увидеть её вместе со мной. Я скучаю по тебе. Я думаю о тебе каждый день. Интересно, все ли с тобой в порядке, занимаешься ли ты все той же работой, ненавидишь ли ты её, любишь ли ты её, скучаешь ли ты по мне, думаешь ли ты обо всём, что могло бы быть по-другому. Последним я занимаюсь часто. Я представляю себе, что я не вернулась домой в тот вечер, когда мы были подростками, мы бы с тобой убежали вместе и никогда не оглядывались назад. Я не просто представляю это, я этого желаю. Но этому не суждено сбыться. Глупо, правда. Я тоже глупая. Но иногда это помогает унять боль. Расстояние кажется немного короче, если я могу притвориться, что мы видим мир вместе.
Я нашла работу. Ну, Винс дал мне немного денег, чтобы я уехала из города и начала с чистого листа, но этого было недостаточно, чтобы продержаться слишком долго. Так что я занимаюсь своими делами. Возможно, ты удивишься, узнав, что отец Энн владеет антикварным магазином здесь, в Париже. Я работаю там неполный рабочий день, в основном как покупатель, который посещает загородные поместья и городские квартиры, чтобы собрать предметы, которые можно продать в магазине (например, когда умирают одинокие старики, и я могу пойти в их дом и выбрать там их старые вещи. Это напоминает вуайеризм и весело, честно говоря). Ты, наверное, не удивишься, что я провожу иногда маленькие махинации по сбыту краденого для карманников и воров. Они приходят ко мне со своими вещами, и я могу купить их за небольшую цену, а затем выписать документы, квитанцию от магазина, что я якобы нашла эти вещи на распродаже при осмотре старых домов. Когда товары продаются, я получаю от них комиссионные, которые, по крайней мере, вдвое превышают то, что я заплатила. Итак, я поддерживаю семейный магазин Энн и набиваю карманы, пока работаю там. Ужасно, я знаю. Но я подумала, что тебе это может понравиться».
Моё лицо, казалось, готово треснуть от очень широкой ухмылки, которая невольно расплылась на нем от гордости. Я пробормотал:
— Мне это чертовски нравится, мой непослушный ангел.
«Вот чем я занималась последние несколько месяцев, и я скопила немного денег, чтобы еще немного попутешествовать и заставить тебя гордиться мной. У тебя есть повод для гордости за себя? Я много об этом думаю. О том, как бы мне было бы горько на твоем месте. Оставаться там. Ты когда-нибудь думал, что жертва того не стоила?»
Никогда. Я бросил письмо на колени и потер глаза ладонями. Я тоже хотел бы быть таким как она. Я хотел бы, чтобы она никогда не беспокоилась обо мне, только не это. Я бы тысячу раз умер, если бы это означало свободу для неё. Боже, чего бы я только не отдал, чтобы сказать ей это. Сделав несколько глубоких вдохов, я снова взял листок.
«Извини. Иногда у меня бывает мрачное настроение.
Кроме того, я посещаю занятия по самообороне. Теперь я могу за себя постоять. Возможно, даже на тебя это произведет впечатление! Ладно, пусть и не очень сильное. Просто небольшое впечатление. Но я делаю успехи. У меня уже получается захват за горло и колени. Жестко».
«Это моя девочка», — подумал я.
«В остальном всё нормально, у меня маленькая квартирка — не скажу где. И в ней есть крошечный балкон, который выходит на улицу. Иногда я сижу там по вечерам и просто слушаю город. Он живой. Это заставляет меня чувствовать своё одиночество, но также возвращает меня к тебе. Мы с тобой под одним небом, понимаешь? У меня теперь такая странная привычка: я трогаю шрам на плече — тот, что от ледоруба — и думаю о тебе. Я думаю, это потому, что я знаю, что у тебя есть такой же».