Девочка и пёс
Шрифт:
И Элен осталась одна. Ей было тяжело, горько, обидно и немного страшно. Она поняла что оскорбила папу, оскорбила по-настоящему, оскорбила своего самого любимого и близкого человека, это случилось впервые в её жизни и она не знала что ей теперь делать. Правда обидчивый голосок в душе настойчиво убеждал её, что папа сам во всем виноват, а она, напротив, ни в чем не виновата. Но может только в обмане. И то совсем чуть-чуть. Ведь ей просто не оставили выбора. Но чем больше времени проходило, тем темнее, угрюмее и враждебнее становился окружающий её пустой гостиничный номер, а угрызения совести всё острее и пронзительнее. Она сидела на краешке кровати и не могла пошевелиться. Из глаз медленно текли слёзы. Ей было жалко папу и себя. Её все бросили. Даже преданный ей до последнего нейрона Кит оставил её. А мисс Уэйлер, она ушла, не сказав ни слова. И сердце девочки обожгла мысль, что молодая женщина презирает её. Элен стало совсем тоскливо. Она отчетливо поняла, что без папы, без Кита, без дедушки, без мисс Уэйлер она совершенно слабая и одинокая и без них ей даже не нужно ничего, ни этот остров, ни этот дурацкий "Бабл Гам". Элен почувствовала как её затягивает окончательное отчаяние своей брошенности и несчастности. Ей захотелось разрыдаться. Но в этот момент в номер вернулась мисс Уэйлер.
Александра вошла в комнату с твердым намерением мягко, но доходчиво отчитать юную обманщицу в первую очередь за то что та так жестока, груба и неблагодарна по отношению к своему отцу. Но не успела она и рта раскрыть, как "юная обманщица" с плаксивым криком "тетя Саша!" стремительно бросилась к ней и обняла, крепко прижавшись к её животу. И "тётя Саша" не удержавшись, ласково погладила девочку по голове. Принципиальная, логичная, строгая, решительная лейтенант Уэйлер, кадровый офицер внешней разведки, могла быть не просто жесткой, но и прямо-таки бескомпромиссной, когда по её мнению этого требовала ситуация. Однако как оказалось всё же не всегда и не со всеми. Как только этот маленький человечек обнял её, сердце Александры дрогнуло и её решимость подвергнуть "юную обманщицу" заслуженному выговору бесследно испарилась. Это было выше её сил, она просто не могла так поступить, не могла заставить себя быть жесткой и строгой к прижавшемуся к ней ребёнку. Эта девочка, эта малышка давно уже заняла особое место в её душе.
Александра и Линда, мать Элен, знали друг друга с четырех лет, с тех самых пор как их семьи поселились в соседних домах. И дружба, соединившая навсегда двух девочек, представлялась Александре самой чистой, глубокой и беззаветной на свете. Они были неразлучны, знали друг о друге всё, вплоть до самых интимных и неприятных тайн и каждая была готова на всё ради другой. И хотя внешне они были не схожи, Линда хрупкая голубоглазая брюнетка, Александра высокая зеленоглазая шатенка, многие считали их сестрами, а когда узнавали правду, то всё равно посмеивались что они как сестры и даже фамилии у них звучат похожи. Пришло время и Линда вышла замуж за немногословного бледного мужчину со странными синими глазами и Александра, относившаяся сначала к Валентину несколько настороженно, в конце концов полюбила его как брата, по крайней мере так ей казалось тогда. А уж когда на свет появилась крошка Элен, новоиспеченная "тётя" радовалась этому не меньше папы и мамы. И конечно же это были самые счастливые времена этой маленькой семьи. Линда безумно любила Валентина, тот отвечал ей тем же и оба не чаяли души в своем синеглазом ангелочке. А спустя три с лишним альфа-года жуткая смерть Линды в чудовищном теракте на улицах, плывущего среди звезд, космического города Нью-Дар буквально разорвала на части и сердце мужа и сердце лучшей подруги. И возможно только этот самый синеглазый ангелочек удержал Валентина от полного безумия и помог ему и Александре пережить трагедию и как-то сжиться с тем фактом что Линды больше нет. И вся сила любви двух этих людей буквально обрушилась на Элен и затопила её. Оба они с каждым годом с непередаваемым ощущение светлой грусти и тихой радости видели как всё явственнее проступают в милом личике девочки прекрасные черты её матери.
И сейчас, когда Элен так доверчиво и преданно прижималась к её животу, Александра просто не находила сил оторвать её от себя, усадить и начать читать нравоучения по поводу её неподобающего поведения. Она слабо улыбнулась, подумав о том что сила безусловной любви воистину страшная сила, способная смести со своего пути всё что угодно. Затем они сидели на кровати и вместо строго выговора, Александра успокаивала зареванную Элен, с усмешкой сетуя про себя за то, что педагог из неё видимо совершенно никудышный. "Что же мне делать?", спрашивала Элен, немного успокоившись и заискивающе заглядывая в глаза молодой женщины. Перед тётей Сашей она тоже чувствовала себя виноватой, но всё же далеко не в такой степени как перед отцом. Александра, сделав серьезное лицо, ответила, что поступить надо так как Элен подсказывает её сердце. Разве оно ей ничего не подсказывает? "Что я должна попросить у папы прощение", слабым голосом пролепетала девочка. "Ну вот видишь какое хорошее у тебя сердечко", улыбнулась Александра.
Но Элен чувствовала, что ей будет тяжело это сделать. Не до конца понимая почему, она отчетливо осознавала, что сейчас ей очень трудно смотреть в глаза папы и разговаривать с ним. Как только она представляла это, на неё словно наваливалась каменная плита, закрывая свет и не давая дышать. Как же она только посмела назвать папу трусом, с ужасом думала Элен, и, не находя ответа, словно проваливалась в бездну. После ухода мисс Уйлер она немного успокоилась и не представляя как говорить с папой, решила просто отложить этот тяжелый момент на потом, тем более он куда-то ушел.
Валентин Акари и Кит вернулись только вечером. Элен, напряженная как струна, сидела в своей комнате. Папа, не заглянув к ней, прошел в свою спальню. Робот некоторое время ходил по гостиной, но затем всё же занял свое обычное спальное место в комнате Элен. Однако при этом он даже не посмотрел на свою хозяйку. Но с Китом было проще. Элен подсела к нему и погладила его по голове. Кит отвернулся. Элен продолжила. В конце концов она схватила его голову и тихо прошептала ему в ухо: "Я люблю тебя". Кит не посмел отстраниться, его металлический череп был всё же довольно увесистой конструкцией и при неловком движении вполне мог причинить прижавшейся хозяйке какую-нибудь неприятность. Пусть даже вероятность этого была наиничтожнейшей, но благополучие Элен являлось смыслом его существования и потому это не обсуждалось. Девочка тискала его голову и продолжала шептать что любит его и в конце концов металлический пес сухо проговорил: "Я тоже люблю тебя".
Теперь оставался только папа. И хорошенько поразмыслив, Элен решила что есть довольно простой способ, как помириться с папой без единого слова. Она вспомнила как вползала к нему на кровать во время его послеобеденного сна. Она не будет ничего ему говорить, а просто, когда он уснет, тихонько ляжет к нему под бок и утром, проснувшись, он увидит её рядом с собой и обязательно простит, всё произойдет само собой. Через пару часов она прокралась в его комнату, при этом Кит бесшумно проследовал за ней, неодобрительно наблюдая за её действиями. Но так ничего и не сказал. Убедившись по папиной ауре, что он крепко спит, Элен аккуратно забралась на постель и осторожно улеглась под его руку. Она была в папиных объятиях, в самом лучшем месте во Вселенной и все невзгоды, тревоги и угрызения совести тут же отступили от неё. И радостно чувствуя его теплое дыхание на своей шеи, она вскоре уснула, счастливая и спокойная.
А утром, как она и предполагала, уже всё было хорошо. Проснувшись, она увидела, что папа сидит рядом и с улыбкой смотрит на неё. И теперь, встретившись с ним взглядом, увидев его улыбку, ей было совсем не трудно броситься ему на шею и попросить прощения. И сказать ему что он самый лучший на свете, самый смелый, самый добрый, самый умный. "И даже умнее тебя?", спросил Валентин Акари, сдержанно усмехаясь. "Конечно, папа, конечно!", закричала Элен, обнимая его так, словно пыталась задушить. Она конечно не знала как Валентин Акари, проснувшись под утро, с удивлением обнаружил у себя под рукой маленькое хрупкое тело дочери и долго смотрел в предрассветных сумерках на её бледное лицо в обрамлении черных локонов. И невыразимая никакими словами нежность захлестывала его сердце и ему казалось что он просто задыхается от переполняющей его любви. Она была громадна как океан, теплая и наэлектризованная, преображающая и всеобъемлющая она устремлялась к этому маленькому беззащитному человеку так доверчиво уснувшему в его объятиях. Валентин смотрел на дочь и счастье, почти уже овеществленное обволакивало его, обдавало то жаром, то прохладой и он отчетливо понимал что вся его жизнь, весь её смысл, и даже вся Вселенная сейчас для него были заключены в этой маленькой девочке, которая являлась прямым олицетворением всего самого лучшего что было в его судьбе, самых светлых чувств, самой прекрасной женщины, самых чудесных дней. И проглядев так на неё до самого рассвета, он уже был не в состоянии проявлять к ней хоть какую-то строгость или суровость. Расчет Элен оказался безупречным.
Очнувшись от своих воспоминаний, девочка прислушалась к тому что рассказывал судья.
– Акануран страшный город, – говорил он. – Равнодушный и безжалостный, как каждый из его жителей. По его каменным улицам бредут толпы серых людей с пустыми глазами и сердца их такие же каменные как и булыжник мостовой у них под ногами. Не обращая внимания, безразлично и угрюмо, они переступают через всякого кто упал, остался без сил, кому не повезло и даже готовы добить его, если он вдруг начнет цепляться за их ноги и умолять о помощи. Этот город не знает милосердия. Он не различает добра и зла. Он пожирает всё до чего сможет дотянуться, и, похоже, это единственные цель и смысл, которые он знает. Забирать и поглощать всё что попадает к нему и становиться больше и сильнее. Кирмианцы называют его драконий город. Искать в нем справедливости, человеколюбия, божественности, сострадания, любви к ближнему или даже просто надежды бесполезно. Акануран не слышит молитв и не верит слезам. Говорят в Акануране совершается столько же преступлений сколько и во всем остальном королевстве. И единственная добродетель, которая ему известна, это злом отвечать на зло. Здесь, в сутолоке и толпе, в непрестанной суете и погоне за наживой, люди учатся ненавидеть друг друга и нигде так искренне не радуются неудачам и горестям другого как в Акануране. А вдобавок в этом и так не слишком радостном городе есть такие жуткие места по сравнению с которыми пиратские притоны Кайхоры, ядовитые чащи "безумных лесов", сырые мрачные подземелья Нор или "чаша Аароха", страшная тёмная котловина, в которую никогда не проникает солнечный свет и прозванная Проклятым урочищем, просто благоуханные радостные сады при какой-нибудь церкви. В Акануране есть целые кварталы и районы, где смерть, страдание, нищета и отчаянье это абсолютно обыденные спутники каждодневного существования их жителей. Нож, кастет, дубинка, удавка здесь есть у каждого второго и люди убивают друг друга не только из-за денег и ревности, из-за кровной мести и дележа территории, но и ради куска мяса, миски похлебки, места для ночлега, добротных сапог и хорошего ремня, а то и вообще, одурманенные наркотиками и алкоголем, просто по злобе, из-за косого взгляда, обидного слова или даже ради извращенного удовольствия. Эти люди страшнее любых самых диких и кровожадных зверей. Они продают в рабство своих детей, грабят могилы, пытают друг друга, едят крыс и собак, а некоторые, совершенно опустившиеся и обезумившие, даже едят человечину и выделывают человеческую кожу. При всем при этом они жутко набожны, суеверны и непередаваемо невежественны. В их гнусных темных жилищах всегда пахнет какой-то кислятиной и затхлостью. На узких осклизлых улочках этих районов всегда воняет нечистотами и разложением, а в канавах хлюпает и пузырится противная жижа из гниющего мусора, червей, фекалий и мочи. Грязь, болезни, омерзительные насекомые разъедают тела людей, а люди, неимоверно озлобленные и уставшие, молятся сорока двум богам и богиням, клянутся и божатся святыми, сказочными персонажами, языческими чудовищами и демонами и ненавидят друг друга. Они постоянно делятся по родам, по кланам, по кварталам, по цвету кожи, по землячеству, по происхождению, по народам и нациям и ненавидят, презирают всех кто иной. И эта ненависть и злоба чудовищнее любой болезни и нищеты. Она замазывает глаза, сжирает остатки разума, наполняет души беспокойством, горечью и враждебностью. Как густой зловонный дым она мешает людям дышать и видеть и в конце концов начинаются резня и смертоубийства, когда толпа в пару-тройку сотен человек нападает на целый район и убивает всех без разбора, всех кто попадется. Туда направляются отряды судебной гвардии, но зачастую они слишком малочисленны и бессильны утихомирить кровавую бурю, тем более что их появление разъяряет нападавших еще больше и они, окончательно рассвирепев и не боясь уже ничего на свете, разрывают гвардейцев на части. И тогда в эти районы приходится вводить армейские подразделения, чтобы королевская конница и пехота копытами боевых коней, длинными пиками и широкими саблями наконец хоть как-то привели в чувство обезумевшую чернь. Вот такой он Акануран.
Элен глядела на судью с удивлением. Его речь показалась ей необычно эмоциональной и даже несколько, если так можно выразиться, поэтичной.
– Если это такое плохое место, то почему вы так рветесь туда? – Сухо спросила она.
Судья усмехнулся.
– Да потому что это замечательный город, чудесный и удивительный, и не найти такого другого на всей Шатгалле. Вся сила человеческого разума, всё упорство человеческой воли, всё неизбывное стремление человека к прекрасному воплотились в этом городе. Взять, к примеру, памятник Старому мореходу – громадный компас, чья намагниченная многотонная стрела всегда указует на юг, или Солнечный маяк, чье гигантское зеркало загадочным образом сияет на многие десятки километров как солнце в любую непогоду и время суток, разве это не торжество человеческого разума? Огненные фонтаны на Птичьей площади, где вода и огонь танцуют как будто вместе. Дворцовая площадь, выложенная плитами "теплого камня", а сама Небесная колонна из кирмианского хрусталя, которая словно теряется в небе. Изумрудная площадь, выложенная зеленным галиоцинтом который гладкий как стекло, но твердый как гранит. Океанский собор с 48 монументальными колоннами, которые стоят, удерживаемые лишь своим весом, а внутри по стенам вечно течет вода. Но разве всё это ни удивительно? А Медовый храм с золотыми куполами и совершенной геометрией, которая как говорят увлекает сознание в небеса. А Портовый зиккурат – самый большой в мире торговый павильон и при этом еще совмещающий в себе функции верфей, где есть стапели, эллинги, доки и прочее. Здание самой Судебной Палаты покрытое плитами из аюнкаса – странного минерала, напоминающего хрусталь или лед, здание прозвали Холодным замком, потому что издали его стены действительно напоминают лёд. Ну а наконец Заль-Вер – огромный прекрасный дворцовый комплекс, стены которого выложены из полированного полупрозрачного мрамора. Мрамор имеет такую особенность, что при ярком дневном свете он выглядит белым, на заре розовым, а в лунные ночи – серебристым. Это выглядит необыкновенно красиво.