Девочка и пёс
Шрифт:
Марид приближался. Причем оказалось он весьма жизнерадостно напевал себе под нос: "Никто не знает как говорить прощай, Кажется это так просто пока не попробуешь сам, А после уже время проходит мимо тебя. Никто не знает как говорить прощай". Войдя в кухню и остановившись, он весело, но негромко спросил:
– И кто тут у нас буянит?
Цыс бил снизу-вверх в широкий живот стоявшего над ним мужчины. Бил торопливо, нервно, стараясь всадить клинок как можно глубже и на обратном ходе оружия еще и сделать секущее движение, дабы нанести как можно более серьезную рану.
Марид не издал практически ни звука. Он опустил взгляд вниз, но так кажется и не разглядел своего убийцу. После шестого или седьмого удара он начал отступать обратно в коридор и еще через минуту замертво рухнул на пол.
Цыс встал. Ноги гудели, рука дрожала, ладонь обволакивала липкая пелена. Он почти на ощупь
Теперь Цыс стал совершенно спокоен. Он затащил труп в кухню, в угол, дабы он не мешал ходить по коридору. После чего налил ковшом из бадьи в кастрюлю, по которой он стучал чистой колодезной воды и вымыл руки и нож. Ничего кроме облегчения он не чувствовал. И даже мысль о том что где-то рядом Тойра, которая могла что-то слышать, почти не волновала его. Он вернулся в её комнату и снова осмотрелся. В комнате было два окна, одно во фронтоне дома, другое в торце. Оба прикрыты ставнями. Цыс проверил. Первое, как и полагается, заперто на маленький внутренний засов. Второе, в боковой стене дома, нет. Цыс раскрыл ставни, с удовольствием ощутив разгоряченным телом прохладу ночи. В лунном свете под окном он увидел приставленную к стене лестницу. Он задумчиво покривил губы. Неужели сбежала? Всё-таки что-то увидела, испугалась и сбежала. Но почему не через дверь. И ведь лестница была приставлена заранее, значит и побег планировался заранее. Цысу впервые пришло в голову, что отлучка девушки в такую пору никак не связана с его присутствием в доме. "И что же может выманить юную девицу из дома в столь неурочное время?", спросил себя Цыс и с кривой усмешкой ответил: "Только любовь". Это было вполне логичное и лежащее на поверхности объяснение, убежала на встречу с возлюбленным. Однако Цысу оно не понравилось. Значит где-то поблизости всё-таки есть другой хутор, где живет некий младой отрок, воспылавший своей юношеской горячей страстью к прелестной Тойре. Это всё усложняло. Пылкий отрок конечно не сможет не обратить внимание на исчезновение своей возлюбленной и его вряд ли устроит объяснение некоего неизвестно откуда взявшегося господина Хорвига, утверждающего что семейство Эмеров в полном составе отбыло на север, следуя зову Гипы и приняв обет вечного странствования. Мальчишка конечно не поверит чтобы любовь всей его жизни уехала, не сказав ему ни слова. Ведь он естественно ни капли не сомневается что для неё он тоже любовь на всю жизнь. Цыс всегда старался не иметь дело с молодыми. Он считал их взбалмошными, глупыми, ненадежными, нелепо категоричными, ужасно примитивными во всех своих идеях и идеалах, способными на плохо предсказуемые фортели. Хотя с другой стороны они очень легко поддаются практически на любые уловки, особенно если задеть их самолюбие. Цыс вздохнул и вышел из комнаты. "Может еще и не на свидание ушла, мало ли", попытался подбодрить он себя, "может она ненормальная и любит голая бегать по лесу при лунном свете, всякое бывает". Но он в это не верил, пусть он и повидал на своем веку достаточно ненормальных в умственном отношении людей, Тойра, насколько он успел узнать её, производила впечатление вполне обычной трезвомыслящей девушки.
Цыс бесцельно брел по дому, раздраженно размышляя как ему поступить. Но вместо выработки какого-то разумного плана, он постоянно сбивался на сердитые мысли о юной Тойре. "Проклятая молодежь," ворчливо думал он, "ни в чем на них нельзя положиться. Её родители уже остывают, а она шляется где-то". Но он взял себя в руки, конечно Тойра здесь ни при чем, его бесит что не всё идет по его плану. Однако он всегда должен быть готов к подобному. Он говорил себе это тысячу раз, и вообще: "Человек предполагает, а бог располагает". Никогда не следует забывать об этом. Он усмехнулся: и чем он собственно недоволен, уж кому как ни ему, верному пророку равнодушной Гипы, должно быть прекрасно известно что всем правит случайность.
Он вернулся в комнату возле кухни, достал из-под кровати свои вещи и напялил на себя парик, бороду и тяжелый обширный балахон. Снова став миттером, он взял посох и вышел из дома. Повернув налево и зайдя за угол, он направился к лесу. Забравшись в какие-то заросли, точно напротив окна с приставленной лестницей, он кое-как устроился, так чтобы видеть двор и дом. Здесь он будет ждать девицу. Если она вернется одна, он перехватит её прежде чем она заберется к себе. Если не одна, то тихо перелезет через палисад и исчезнет в лесу, навсегда позабыв о "Лиловом облаке".
В кустах он провел несколько долгих томительных часов. Он замерз, одежда отсырела, время от времени он осторожно принимался разминать тело, проклиная ветреную девицу, которая не торопилась возвращаться домой. Один раз во время такой разминки из-за угла появился лохматый Буля. Он сонно поглядел на заросли где шелестел листвой странный гость, предпочитавший проводить ночь не в теплом доме, а в колючих влажных кустах, задрал ногу на ближайшую чурку и вернулся обратно в конуру.
Наконец рассвело. Но Цыс продолжал сидеть в засаде, уверенный что девушка может появиться в любую минуту. Конечно же она постарается вернуться до того как проснутся родители, полагал он. Но солнце поднялось уже над скалами, залило радостными лучами крышу симпатичного зеленого дома с тремя мертвецами, а Тойра так и не появилась. Цыс весь издергался. Он снова начал думать что может быть она все же что-то увидела и в страхе бежала в город, чтобы призвать судебных гвардейцев. А лестница у окна всегда стоит. В таком случае нужно срочно убираться отсюда.
В расстроенных чувствах Цыс вернулся в дом. Прежде чем уходить, он хотел во-первых погреться у камина, а во-вторых при дневном свете поглядеть нет ли в доме чего-нибудь ценного, что стоило бы прихватить с собой. Но как только он вошел в гостиную, на тяжелом обширном столе, за котором они вчера ужинали, он увидел сложенный белый лист, придавленный каменной фигуркой колеса. Цыс взял лист, развернул, прочитал и медленно опустился на ближайший стул. В его какой-то совсем опустевшей голове одиноко бродила только одна не слишком глубокая мысль: "Надо же, бывает же такое".
В большей части своей записки Тойра слезно умоляла мать, отца и дядю Марида простить её за то что она вот так вот, тайком, против их воли, покидает семью, дом и даже саму гипарийскую веру и навсегда уезжает в неизвестном направлении с неким Ченгером, без которого она не может жить и которого безответно любит, несмотря на то что все её родные против него и его веры.
Цысу показалось что у него задергалась щека. Тик, испуганно решил он. В свое время в Мэдфорде он достаточно нагляделся на несчастных, чья жизнь была буквально превращена в ад непроизвольными подергиваниями различных частей тела. Довела проклятая, устало подумал он о Тойре. Но злость была мимолетной, его снова и снова захлестывало ощущение непостижимой загадочности бытия, какой-то его умышленности и даже насмешливости. Слишком уж удивительным ему представлялось случившееся совпадение. Девочка решила бежать из дома именно в ту ночь, когда все её родные погибли и она сама лишь чудом этого странного совпадения избежала смерти.
Он вспомнил о том что девушка вчера казалось ему то несколько напряженной, то странно рассеянной. И к тому же она очень рано ушла спать. Тогда это удивило его, неужели девица не желает послушать занимательные истории бродячего миттера?
После того как восхищение удивительной игрой случая отступило, его охватила досада. Из-за этой малолетней дуры он полночи проторчал в кустах.
Цыс поднялся со стула. "Ладно", решил он, "всё что ни делается всё к лучшему". По крайней мере дом теперь принадлежит ему.
У него мелькнула мысль что он в какой-то степени даже рад что не пришлось убивать Тойру. Всё-таки почти ребенок, невинное создание. Но Цыс тут же с негодованием отмел подобные рассуждения. Ребенок, взрослый, значения не имеет, все они просто животные, одним меньше, одним больше для мироздания совершенно не важно. И для него тоже. И Цыс гордился тем что ему действительно, до глубины души абсолютно безразличны жизни кого угодно в этом мире. Это была не какая-то поза или бахвальство, декларируемое лишь на словах, это является его глубинным мироощущением, его искренним отношением. И неосознанно, а порой и осознанно Цыс считал это своим интеллектуальным достоинством, чертой, которая возвышает его над другими людьми, делает его особенным и недостижимым. "Так что ей лучше не возвращаться в родительский дом", заключил он, убежденный что немедленно расправится с Тойрой, если она вдруг объявится на пороге "Лилового облака".
Но есть еще одно дело, не терпящее отлагательства, подумал он и вышел из дома. Найдя возле поленницы топор, он поднял его и направился к собачьей конуре. Буля вышел к нему навстречу и приветственно, но несколько лениво замахал хвостом. Пёс судя по всему уже считал Цыса вполне своим человеком, раз уж тому позволили провести ночь в доме.
Цыс замер, спрятав топор за спину. Карие глаза собаки глядели на него вполне дружелюбно и даже доверчиво. Пёс тянул к нему свою лобастую голову, привыкнув что всем всегда хочется погладить её. И мысль о том что сейчас в этот лоб ударит тяжелая сталь топора и расколет череп на части вызвала у Цыса неприязнь. Он усмехнулся. Ему показалось забавным, что он, не колеблясь ни секунды, умертвил трех людей, а тут вдруг испытывает некие сомнения перед тем как зарубить эту бесполезную лохматую тварь.