Девочка, испившая Луну
Шрифт:
Она остановилась на пути к кустам с ягодами.
Она собиралась о чём-то спросить. А о чём?
Впервые за свою жизнь Луна поняла, что не может вспомнить об этом.
Глава 22. В которой рассказывается другая история.
Конечно, шла речь о сапогах, дитя!
Ну, пусть. Из всех самых отвратительных устройств и изобретений, которыми пользовалась Ведьма, были Сапоги-в-Семь-Лиг. А теперь только подумай о сапогах, в которых есть немножко магии, ни хорошей, ни плохой. Они просто позволяют
Вот что позволяет ей воровать наших детей!
Вот что позволяет ей бродить по всему миру, распространять собственную безграничную злобу и печаль! Вот что позволяет ей выскальзывать из наших рук. Над этим у нас нет никакой власти! И нет лекарства от нашего безграничного горя!
Давным-давно, знаешь, ещё до того, как лес стал до такой степени опасным, колдунья была просто крохотулечкой. Ну, почти что муравьём! И силы её были очень ограничены. Её способность творить зло вряд ли стоила того, чтобы на неё обращали хоть какое-то внимание.
Но однажды она нашла странные сапоги.
Во всяком случае, когда они оказались у неё на ногах, она вдруг поняла, что может весь мир переступить одним только шагом. А блуждая по всему миру, она смогла бы найти ещё больше магии. Она воровала её у других волшебников! Она воровала её у самой земли! Она выпивала её из воздуха и деревьев, выдавливала из безграничных цветочных полей. Говаривали, она даже у луны магию своровала! А потом она всех-всех околдовала – и огромное облако печали окутало весь мир.
Разумеется, абсолютно весь мир! Вот именно по этой причине он такой однообразный и серый. И надежда есть только на маленьких детей. Это лучшее, что ты можешь знать в этой жизни.
Глава 23. В которой Луна рисует карту.
Луна оставила записку для своей бабушки, где сообщила, что пошла за ягодами – и чтобы нарисовать какой-нибудь эскиз с солнцем. Скорее всего, бабушка всё равно будет ещё спать, когда Луна наконец-то вернётся, ведь она обычно так много спала, по крайней мере, в последнее время! И хотя старушка уверяла девочку, что на самом деле она всю жизнь столько спала, что ничего не изменилось и никогда больше в жизни ничего не изменится, Луна отлично знала, что это была очередная, ещё и отборная ложь.
Они обе лгали друг другу – это им подсказывали собственные сердца. И никто из них не знал о том, как это остановить. Именно поэтому она оставила на столе записку о том, что уходит, а потом выскользнула на улицу, тихонько прикрыв за собою дверь.
Луна перекинула через плечо шлейку собственной сумки и скользнула в собственную обувь, а после ступила на длинный извилистый путь, что закручивался вокруг болота и вёл до следующего следа покоса, а там – проходил между двумя курящимися кратерами невидимого вулкана, на юг от основного источника извержения. День был тёплым и липким, и она с ужасом осознала, что начинает вонять. Такого рода вещи часто встречались
Но это было далеко не самым плохим на свете.
К тому же была… Ещё одна сыпь, так сказать. Она не могла объяснить это. Впервые она заметила это, когда попыталась подпрыгнуть, чтобы получше рассмотреть птичье гнездо, и вдруг совершенно неожиданно оказалась на самой верхней ветке дерева.
– Должно быть, ветер, - проговорила она себе под нос, хотя это казалось откровенно смешным. Разве кто-то когда-то видел, чтобы ветер подбросил человека аж до вершины дерева? Но поскольку Луна не могла придумать хоть какое-нибудь другое объяснение, должно быть, это был просто очень сильный ветер. Она ничего не сказала ни своей бабушке, ни Глерку. Она не хотела их беспокоить. Кроме того, она почему-то чувствовала себя неловко от того, что с нею случилось.
Да и что случилось? Ведь она, в конце концов, просто подлетела на ветре!
А потом, спустя месяц, когда они с бабушкой собирали в лесу грибы, Луна заметила вновь, насколько сильно устала её бабушка, какой она стала тонкой и хрупкой, как болезненно грохотало у неё в груди дыхание.
– Я беспокоюсь о ней, - промолвила она вслух, когда бабушка зашла достаточно далеко, чтобы не иметь возможности её услышать. Луна чувствовала, как тяжело звучал голос.
– Я тоже, - ответила орехово-коричневая белка. Она как раз восседала на нижней ветви дерева и смотрела вниз, а на мордочке застыло понимающее выражение.
Луне понадобилось несколько минут, чтобы понять, что белки разговаривать не должны.
А потом ещё одна, чтобы осознать, что она далеко не впервые разговаривала с животным. Прежде такое тоже бывало, она в этом была уверена. Просто не могла вспомнить, когда именно.
А потом, пытаясь объяснить Глерку, что именно произошло, она нарисовала эскиз. Она не могла вспомнить, что именно случилось в её жизни, но знала, что что-то да было. Просто не могла конкретно понять, что именно.
Это произошло до того, шептал голос её голове.
Это произошло раньше.
Это произошло раньше.
Эта пульсирующая уверенность, это дикое знание, которое было таким же привычным, как и тикающие в её голове часы…
Луна зашагала по дорожке, миновала первый холм, и болото осталось позади. Древняя смоковница раскинула ветви на дорогу, словно приветствуя каждого, кто проходил мимо. На самой нижней ветви восседал ворон. Он был могуч, а перья его сверкали, будто бы намасленные. И он так посмотрел Луне в глаза, словно её и дожидался.
Это произошло до того.
– Привет, - поприветствовала его Луна, глядя ворону в глаза.
– Кар-р-р! – отозвался ворон, но Луна сразу поняла, что он имел в виду "привет".
И в тот же миг Луна вспомнила.
За день до этого она как раз забирала из курятника яйца. Во всех гнёздах было только одно яйцо, и она не взяла с собой корзинку, так что пришлось просто держать его в руке. И она не успела даже добраться до дома, ведь яйцо внезапно зашевелилось. Оно перестало быть гладким и тёплым, теперь оно казалось острым и щекотало ей руку. А потом её укусило. Она с криком отпустила яйцо, но оно оказалось не яйцом и вовсе – это был огромный ворон. Он расправил крылья, взмыл над нею спиралью и пристроился на ближайшем дереве.