Девочка, испившая Луну
Шрифт:
В комнате становилось всё холоднее и холоднее. Совет вдруг заметил шрамы Энтена, которые они прежде столь притворственно игнорировали, и смотрели они теперь жестоко, с некоторым отвращениям. Но Энтен вспомнил о своём мужестве и выстоял. Он подумал о ребёнке, что рос в животе его жены. Он подумал о сумасшедшей в той башне. Ведь кто-то должен был бы сказать, что она не сошла б с ума, если б не вынуждена была отказаться от своего бедного ребёнка! А кто сказал, что не сойдёт с ума его любимая Эсин? Он едва на час мог расстаться с нею, а сумасшедшую на долгие годы заперли в башне.
– Что ж, - промолвил Великий Старейшина, пронизывая его взглядом, - что ж, мой мальчик…
Не позволяя этому "мальчик" вновь уколоть его острым жалом, Энтен продолжил.
– Как вы знаете, - промолвил он, изо всех сил пытаясь представить, будто бы его тело сотворено из дерева. Ему ничего не надо уничтожать. Он пришёл сюда не ломать. Он пришёл сюда строить. – Как вы знаете, моя возлюбленная Эсин ждёт ребёнка…
– Замечательно! – воскликнули Старейшины, сияя, как единое целое. – Великолепно, великолепно!
– И, - продолжил Энтен, желая, чтобы его голос не дрожал, - наш ребёнок должен родиться только по тому дню, как повернёт год. И нет больше детей ко дню Жертвоприношения, и наше дитя – наше милое дитя, - будет самым юным в Протекторате.
И счастливый смех внезапно утих, словно его убило пламя. Старейшины прочистили горло.
– Страшная удача, - промолвил старейшина Гвинот тонким, пронзительным голосом.
– И вправду, - согласился Энтен, - но этого не должно случиться. Я считаю, что сыскал способ остановить весь этот ужас. Я думаю… Я знаю, как можно положить конец тирании Ведьмы навсегда.
Лицо Великого Старейшины Герланда потемнело.
– Не утруждай себя фантазиями, мальчик, - проворчал он, - ты, конечно, не думаешь.
– Я видел ведьму, - отрезал Энтен. Он долго держал в себе эту информацию, очень долго, а теперь она рвалась на свободу.
– Невозможно! – вспылил Герланд. Остальные Старейшины смотрели на молодого мужчину с расстроенными лицами, словно змеи, пожалевшие змеёныша.
– Возможно. Я видел её. Я следовал за процессией. Я знаю, что не имел на это права, и простите меня за это. Но я всё равно это совершил. Я следовал за вами и ждал с жертвенным ребёнком – и увидел ведьму.
– Ничего такого ты не видел! – вскричал Герланд, вставая. Не было там никакой ведьмы. Никогда не было ведьмы. Старейшины прекрасно об этом знали – и они тоже вскочили на ноги, и на их лицах отражалось негодование и обвинение.
– Я видел, как она ждала в тени. Видел, как жадно закудахтала, воспарив над малышкой. Видел сверкание её злых глаз. Она увидела меня и превратилась в птицу – и закричала от боли, когда сделала это. Она вопила от боли, господа.
– Это сумасшествие, - пробормотал один из старейшин. – Сумасшествие…
– Отнюдь. Ведьма, существует. Разумеется, существует, ведь это всем нам известно. Но мы понятия не имели, что она стара. Что она чувствует боль. Того боле – мы знаем, где она!
Энтен вытащил из своей сумки карту Безумной. Он положил её на столе и скользнул по ней пальцами.
– Разумеется, лес опасен, - Старейшины смотрели на карту, всё больше и больше бледнея. Энтен перехватил взгляд дяди – и с уверенностью
Я вижу, к чему ты клонишь – вот что читалось в глазах Герланда.
Энтен оборачивался. Он собирался изменить мир.
Смотри, дядя, смотри.
Но вслух он сказал совсем другое.
– Дорога – самый прямой путь через лес, безусловно, самый безопасный, учитывая ширину, глубину и ясность. Тем не менее, есть ещё несколько безопасных дорог, даже если они запутаны и сложны.
Палец Энтена скользнул по нескольким линиям, обогнул глубокие гребни, что словно острыми, как бритва, осколками скал прорастали из земли, когда вздыхала гора, и показал альтернативные маршруты, минующие скалы, гейзеры и болото. Да, там красовалась огромная, широченная гора, заросшая лесом, и её глубокие складки и медленные склоны спускались вниз самой настоящей спиралью от центрального пика, от кратера, окружённого плоским лугом и маленьким болотом. На болоте росло корявое деревце, и на нём был вырезал полумесяц.
"Она здесь, - шептала карта, - она здесь, она здесь, она здесь".
– Но откуда ты взял это? –прошептал Старейшина Гвинот.
– Это не имеет значения, - отмахнулся Энтен. – Я убеждён в том, что карта совершенно точна. И я готов жизнь положить за эту веру! – Энтен скатал карту и вернул её в сумку. – Именно потому я здесь, Старейшины.
Герланд почувствовал, что дыхание его превратилось в быстрые рваные вздохи. А что делать, если это правда? Что тогда?
– Не знаю, почему, - промолвил он, выпрямляясь во весь свой хищный рост, - мы утруждаем себя этим…
Энтен не дал ему закончить.
– Я знаю, дядя, что прошу нечто необыкновенное. И, возможно, вы правы, и всё это – самая настоящая глупость. Но, по правде, я не прошу от вас многого. Только одно ваше благословение. Мне не нужны ни инструменты, ни оборудование, ни припасы. Жена моя знает о моих намерениях, и она поддерживает меня. В день Жертвоприношения процессия прибудет в наш дом, и она с охотою откажется от нашего ребёнка. Весь Протекторат будет скорбеть, пока вы будете ступать по пути великой печали. И вы отправитесь к тем отвратительным деревьям, тем, что служат ведьме. И положите мою милую малышку на мох, а ещё подумаете, что больше никогда не увидите эти чудные глаза, - Энтен почувствовал, как надломился его голос. Он зажмурился и попытался собраться с силами. – И, может быть, это будет правдой. Может быть, в лесу очень опасно, а колдунья требует, чтобы я отдал ей своего ребёнка.
В комнате было тихо и холодно. Старейшины не осмелились произнести ни слова. Энтен оказался куда выше их всех, а лицо его словно сияло изнутри.
– Или, - продолжил Энтен, - может быть, нет. Может быть, это я буду ждать среди деревьев. Может быть, это я подниму малыша из круга платанов. Может быть, именно я буду тем человеком, что благополучно принёс ребёнка домой.
Гвинот вновь прошептал своим пронзительным голосом:
– Но… как, мальчик мой?
– Это очень простой план, господин Старейшина. Я последую совету карты. Я отыщу ведьму, - глаза Энтена превратились в чёрные яркие угли. – А после я убью её.