Девочка, испившая Луну
Шрифт:
– Последует ли он хотя бы вашим советам? Он будет держать свои планы в тайне? – голос её показался каким-то странным и знакомым, и сумасшедшая, разумеется, всё узнала. Печаль. Она была способна узнать этот звук где угодно.
– Увы, но нет. Люди узнали об этом. Я понятия не имею, кто сказал им об этом, то ли он сам, то ли его смехотворная супруга. По его мнению, стремление к этому путешествию приведёт к успеху, и по её тоже. И другие тоже так думают. Все они… надеются, - он произнёс этого слово так, словно оно было ядовитым или горьким, как лекарство. Великий Старейшина содрогнулся.
Сестра вздохнула. Она встала и зашагала по комнате.
– Тут и вправду
Сумасшедшая вылетела из тени настолько, насколько посмела. Она видела, что движения сестры становились всё более резкими и хаотичными. И она видела, как в её глазах появлялись слезинки.
– Это слишком рискованно, - она сделала глубокий вздох, пытаясь успокоиться. – И это отнюдь не закроет наш вопрос. Если он вернётся, не сумев ничего отыскать, это не значит, что кто-то другой не окажется столь безрассудным, чтобы туда отправиться. И если этот человек ничего не найдёт, может быть, попытается ещё кто-то, и рано или поздно это будет удачным. И, рано или поздно, отчёты о том, что ничего там нет, станут известными. И Протекторат наконец-то одержит идею…
Сестра Игнатия, как заметила внезапно сумасшедшая, была весьма бледна. Бледна и худа, словно она медленно умирала от голода.
Великий Старейшина долго молчал, а после откашлялся.
– Я полагаю, сударыня… - его голос затих, он вновь умолк, но после всё же заговорил. – Я полагаю, одна из ваших сестёр могла бы… Что ж, если бы они могли… - он сглотнул, и голос стал совсем слабым.
– Это не так уж и легко для каждого из нас. Я вижу, что у тебя к мальчишке есть чувства. В конце концов, это ваш племянник… - её голос сорвался, и язык сестры быстро, молниеносно облизнул губы. Она закрыла глаза, коснулась щеки, словно ощутила только что самый вкусный в мире аромат. – Ваша печаль так реальна… Но это не поможет. Мальчик не может вернуться. И должно быть для всех очевидно, что убила его именно ведьма.
Великий Старейшина подался вперёд на вышитом диване, всматриваясь в лицо сестры. Его собственный лик был бледным и измождённым. Он возвёл очи к потолку. Даже с её крошечными глазками было нетрудно заметить слёзы, застывшие на его рестницах.
– Кто? – хрипло спросил он. – Кто это сделает?
– Это имеет значение? – спросила сестра.
– Для меня – имеет.
Сестра Игнатия словно прижалась, прилипла к окну, долго молчала, а после промолвила?
– Все сёстры, как вы понимаете, замечательно подготовлены. Это не… привычно для любой из них – поддаваться чувствам. Но все они заботятся об Энтене куда больше, чем обо всех остальных мальчиках, что когда-либо бывали в Башне. И если б это был кто-то другой, я бы отправила любую сестру на это дело. В этом же случае, - она вздохнула и повернулась к Великому Старейшине, - это сделаю я.
Герланд закрыл глаза, пытаясь сморгнуть слёзы, а после бросил острый взгляд на сестру.
– Вы уверены?
– Да. И можете быть уверены, я буду быстра. Его смерть будет безболезненной, и он не узнает о моём приходе. Он не узнает, что его убили.
Глава 27. В которой Луна узнаёт больше, чем ей бы хотелось.
Каменные
Бумага кружилась вокруг её ног. Целые стопки скользнули вверх, к полуразрушенным стопкам. Слово слетело со страницы и ползало по полу клопом, прежде чем вновь вернулось в собственную книжку, всё время повторяя само себя. Каждая книга, каждый документ, казалось, немного могли сказать. Они бессвязно роптали, один перед другим говорили, они пытались друг друга перекричать!
– Тише! – крикнула Луна, прижимая руки к ушам.
– Прости, - пробормотали бумаги. Они все рассеялись и собрались, они закружились огромными вихрями и волнами теперь растекались по комнате.
– Один в одно время, - прошептала Луна.
– Кар-р-р, - согласился ворон. – Не так уж и глупо, - вот что он имел в виду.
Бумага выполнила её просьбу.
Магия, как утверждали бумаги, была достойна изучения.
Она была достойна стать знанием.
И Луна узнала о племени чародеев и ведьм, о поэтах и учёных, которые пытались сохранить, продолжить, понять магию, поэтому сотворили приют для обучения и изучения в старинном замке, который окружал ещё более древнюю башню, и всё это находилось в огромном лесу.
Луна узнала о том, что одна из женщин, могучая ведьма со значительной силой, и методы её иногда заставляли все удивляться, принесла им колыбель деревянную. Ребёнок оказался маленьким, к тому же, он был довольно сильно болен. Её родители, этой девочки, были мертвы, по крайней мере, так сказала эта женщина, а какой ей был прок с собственной лжи? Ребёнок страдал, потому что сердце его было разбито, и рыдало дитя, н переставая. Она стала фонтаном печали. Учёные решили, что должны заполнить её пустоту, что ребёнка будет заливать магия. Они могли влить в её кожу, кости, кровь, даже в её волосы магию. Они хотели бы увидеть, что способны сделать. Они хотели узнать, было ли это на самом деле возможно. Ведь взрослый мог только использовать магию, но ведь ребёнок, как гласила теория, мог и сам стать волшебным. Но этого никто никогда не испытывал и не наблюдал, по крайней мере, не с научной точки зрения. Никто никогда не записывал результаты, никто никогда не делал выводы. А все известные доказательства казались, по меньшей мере, смешными. Учёные были голодны к пониманию, но некоторые из них протестовали – ведь это попросту могло убить ребёнка! А другие возражали, что если б они её как минимум не отыскали, то она давно уже умерла, так или иначе. Так что же в этом было плохого?
Но девочка не умерла. Вместо этого магия влилась в каждую её клеточку и продолжала расти. Она росла, росла, росла. Они чувствовали это, когда касались её. Та билась под её кожей. Она заполнила всё пустое в её тканях. Она поселилась в пустом пространстве её атомов. Она напевала мелодии в гармонии с каждой крошечной нитью материи. Магия превратилась в частицу, в волну, в движение. Вероятность и возможность. Она подавалась, она изгибалась, она привносила магию в себя всё больше и больше.
Но один учёный, пожилой волшебник по имени Зосим, был категорически против того, чтобы вселять в дитя магию, даже продолжать начатое. Он сам был наполнен чарами молодым мальчиком и отлично знал все последствия бездумных извержений магии, сбоев в мышлении, неприятного бессмертия. Он слышал, как рыдал по ночам ребёнок, и знал, что может сделать это горе. А ещё знал, что не всем в замке было хорошо.