Девочка из Ленинграда
Шрифт:
— Горы, приютите нас!
Поезд подходил к Нальчику. В купе вошел Мамед Махмудович.
— Вот и приехали! — весело сказал он, но Рая заметила, что большие черные глаза майора задумчивы и грустны. — Через семь минут будем на станции. Готовьтесь.
А у них, собственно, все уже было готово. Осталось взять в руки узел, рюкзак и небольшой чемоданчик — это все, что сохранилось после страшной бомбежки эшелона в степи.
— Адрес не потеряла? — спросил Мамед Махмудович.
— Нет,
Поезд стоял в Нальчике три минуты. Майор помог Арине Павловне и Рае выйти из вагона. На перроне еще раз объяснил, как найти его дом.
— Передавайте моим привет. Скажите, как приеду на место, напишу все подробно. Счастливо!
Поезд тронулся. Рая долго махала рукой стоявшему на подножке Мамеду Махмудовичу. Тот в ответ — фуражкой.
Когда поезд скрылся, Рая вскинула на плечи рюкзак, взяла чемоданчик, бабушка — узел, и они отправились в город.
Дом Калашоковых они нашли довольно легко. Белый, под черепичной крышей, весь в зелени виноградных лоз, он стоял на углу улицы. Окна с веселыми, голубыми ставнями. И сам дом, и небольшой дворик с фруктовыми деревцами казались такими приветливыми. И все же Арина Павловна и Рая долго не решались войти в калитку.
К ним подошла девочка. В руках ее была плетеная, разукрашенная по верхнему краю красочным орнаментом хозяйственная сумка с хлебом. Голова девочки была причесана на пробор, и черные волосы собраны в тугие длинные косы. Она внимательно посмотрела на Арину Павловну, на Раю, спросила:
— Вы к кому?
Конечно, девочка была из этого дома, и Рая сказала:
— Мы к Дагалине Калашоковой. — Она протянула записку.
Девочка прочитала, и глаза ее радостно заблестели.
— Калашокова Дагалина — это моя мама… А это папа мой писал… Где, где вы его видели? — задыхаясь от волнения, спрашивала девочка.
— Он поехал с госпиталем в Орджоникидзе… Поезд стоял совсем-совсем немного. Всего лишь, наверное, минуточку, и он не смог к вам зайти, — поспешила пояснить Рая и добавила: Но он вам напишет, как только приедет на место.
Девочка рывком открыла калитку, вбежала во двор, закричала:
— Мама! Мама! К нам гости…
Из дома вышла высокая черноволосая женщина.
— Мама!.. Они видели папу… Он поехал с госпиталем в Орджоникидзе!
— Да?! — Лицо женщины просеяло, — Проходите, проходите в дом.
В прихожей хозяйка взяла у Арины Павловны узел, помогла Рае снять с плеч рюкзак.
— Фатимат, — обратилась она к дочери, — приготовь таз и теплой воды.
Когда гости умылись. Фатимат провела их в другую комнату. Просторная, светлая и очень уютная, она была застлана большим мягким ковром. На стенах множество фотографий. Рая узнала Мамеда Махмудовича — в белом халате и докторской шапочке, он выслушивал больного.
— Это папу сфотографировали, когда он работал в больнице. Для газеты снимали, — пояснила Фатимат. — А это я, у тети Данах, у маминой сестры, в селении гостила. Совсем еще маленькой.
На фото был заснят двор. Около крыльца стоит ослик, на нем сидит девочка лет пяти, и на ее круглом смеющемся личике столько лукавства!
— А мою сестренку хочешь посмотреть? — спросила, улыбаясь, Фатимат.
Она провела Раю в соседнюю комнату. Тут стояли две никелированные кровати с горками белоснежных подушек, висела люлька — в ней спала малышка.
— Ниночка, — прошептала Фатимат. — Я ее очень, очень люблю!
Потом Фатимат провела гостью в совсем крошечную комнатку. Стены ее сплошь были увешаны коврами. Стояли кровать, столик, этажерка с книгами. Узкая кушетка.
— Это моя комната, — сказала Фатимат. — Тут я сплю и готовлю уроки. А теперь мы с тобой будем тут жить. Да?
Рая согласно кивнула. Сердце ее было уже переполнено нежностью и благодарностью к этой девочке. Ее доброта и участие были такими искренними, что Рая почувствовала себя совсем непринужденно, будто они были с Фатимат давно знакомы.
— Фатимат! Приглашай гостью к столу! — послышался голос хозяйки.
Фатимат посадила Раю рядом с собой. Пододвинула ей миску с куриным бульоном. Рая ела его с мягким душистым хлебом. И эта вкусная еда, и тишина на улице заставили Раю забыться, и ей казалось, будто войны и нет и что они с бабушкой не беженцы, а просто приехали в гости к своим старым добрым знакомим. И только голос Арины Павловны, рассказывающей Дагалине о гибели матери, о потерявшемся Вовке, снова вернул её к действительности.
Когда Рая съела бульон, Фатимат пододвинула ей тарелку с кусочками курятины в сметанном соусе.
— Это — гедлибже, наше кабардинское кушанье, — пояснила Фатимат. — У нас как-то гостили русские: папин знакомый с девочкой — ей гедлибже понравилось.
Понравилось оно и Рае.
После обеда Дагалина предложила Арине Павловне отдохнуть, а Фатимат пригласила Раю посмотреть город.
Он был небольшой, тихий, уютный, утопал в зелени. С юго-западной стороны по взгорью сбегал к нему лес. Вдали за лесом изогнутым контуром тянулись по горизонту седые скалистые горы.
Фатимат показала Рае школу, где она учится. Оказывается, Фатимат, как и она, Рая, перешла в этом году в восьмой класс.
— Ты тоже семь окончила? Вот и хорошо: в восьмом будем вместе учиться! — весело сказала Фатимат, подбрасывая на ладони кончик своей косы.
Время подходило к полудню, становилось жарко. У Раи на лбу и носу выступили бисеринки пота.
— Пойдем в парк: там прохладно.
Парк был большой, тенистый. Девочки долго гуляли по его дорожкам и тропинкам. Рая рассказывала своей новой подруге о родном Ленинграде.