Девочка из Ленинграда
Шрифт:
Они поднялись, вскинули на плечи сумки и зашагали.
Не успели они пройти и километр, как позади послышался скрип полозьев и конский топот. Арина Павловна и Рая одновременно оглянулись: уж не за ними ли гонятся?
Они сошли на обочину и не без страха ждали, когда подвода поравняется с ними.
— Тпррру, стоять, Орел! — послышался мальчишеский голос, и лошадь остановилась.
В санях сидел мальчишка Раиных лет — смуглый, черноглазый, в рваной шубе и рукавицах. Лохматая баранья шапка надвинута на самые брови. Он как-то удивленно посмотрел на своего голубоглазого сверстника, на старуху, закутанную в шаль по самые глаза.
— Вам, наверное, в Бурун? — спросил он на кабардинском, — Садитесь, подвезу…
Рая, не мигая, широко раскрытыми глазами смотрела на паренька, и чувствовала, как радостное волнение охватывает ее: она сразу узнала в этом кабардинском мальчишке Хабаса. Узнала его и Арина Павловна. Но молчала, боясь, как бы неосторожным словом не повредить внучке.
— Да, нам в Цызбурун, — придавая голосу мальчишеский тон, ответила Рая.
Паренек с еще большим удивлением посмотрел на голубоглазого мальчика: по всему видно, русский, а так хорошо говорит по-кабардински!
— Так садитесь! — воскликнул он.
Рае было радостно и оттого, что она так неожиданно встретила Хабаса, и оттого, что даже он, Хабо, не узнал ее: вот как здорово подладилась под мальчишку! Недаром Дагалина и комиссар не раз говорили, что она неплохой конспиратор. И в ней заговорила озорная струнка.
— Мы сядем, но только довезет ли твой конь нас троих? — кивнула она на лошадь, которая была прямо-таки кожа да кости! К тому же, как успела Рая заметить, хромала на заднюю ногу.
— Ва! — воскликнул паренек. — Конечно, довезет! Ты не смотри, что она худая. Она сильная: на фронте пушки возила! Она может довезти столько человек, сколько уместится в этих санях!
— Ну, тогда мы с удовольствием сядем, — сказала Рая, с трудом сдерживая улыбку.
Она помогла бабушке забраться в сани. Сани были такие узкие, что три человека с трудом помещались в них.
Прежде чем тронуться с места, Орел подался вправо, потом влево, наконец зашагал. И — о чудо! — даже побежал рысью!
Мальчик важно держал вожжи и старался незаметно подхлестывать лошадь, при этом то и дело посматривая на юного седока.
Наконец не вытерпел, спросил:
— А вы — русские?
— Русские, — ответила Рая. — Из Ростова мы.
— От немцев убежали?
Рая кивнула.
— Я тоже хотел уйти с нашими. Да бабушку нельзя было оставить. Командир сказал: оставайся здесь. Помогай бабушке. А там, возможно, еще кому поможешь… — многозначительно добавил паренек.
«Ишь ты, тоже отличный конспиратор!» — подумала Рая. И перед ее глазами встал госпиталь. Большая палата. Комиссар Фролов. Рядом, на другой койке — Хабас. Между ними на табуретке шахматная доска с расставленными фигурами… Припомнился рассказ Хабаса, как бежал он из селения, догоняя отступавший полк, как стреляли немцы… А смотри ж ты, как все повернул! Несомненно, где-то здесь и комиссар Фролов. Что они тут делают? Не может быть, чтобы Александр Алексеевич здесь просто укрывался.
Нетерпение ее поскорее узнать и о комиссаре, и о самом Хабасе было так велико, что она наконец решилась открыть тайну. Страшно волнуясь, она тихо сказала:
— Хабо… Это же я, Рая…
Вожжи выпали из рук паренька, и, когда он повернулся, Рая увидела его черные глаза, полные изумления. Не мигая, он уставился на Раю.
— Мы, мы, милый! — подтвердила Арина Павловна, раскрывая лицо.
— Ва! — весь сияя, воскликнул паренек и рассмеялся звонко-звонко.
Рая протянула ему свою маленькую руку:
— Здравствуй!
— Здравствуй, Рая!.. Тетя Арина, здравствуйте! — И, мешая кабардинские слова с русскими, быстро-быстро заговорил: — А я смотрю, думаю, кто же это такой? Немножечко похоже. Глаза похожи. Нос, рот… Только голос ты здорово изменила… Вот так встреча! — Хабас подобрал оброненные вожжи. — Но, Орел, пошел!
Орел снова заковылял неспорой рысцой.
Мальчик, успевший еще в Нальчике хорошо усвоить неписаные законы подполья, не спрашивал, куда и зачем отправилась Рая со своей бабушкой. Точно так же не спрашивала и Рая, откуда возвращается Хабас.
Дорога шла на юг. Уже были глубокие предгорья. Рая во все глаза смотрела по сторонам. Как тут красиво! К небу поднялись зубчатые, скалистые горы, покрытые ослепительно сверкающим снегом. Ниже лежат холмы, возвышаются косогоры, поросшие густым лесом. Дорога пролегает по неширокой долине, заснеженной, залитой солнцем, и сани скользят словно по какому-то сказочному белому озеру.
— Вон за той горой будет уже видно наше селение, — сказал Хабас, показывая рукою на невысокую гору, похожую на лежащего быка. — Но, но, Орел!
— Хабо, скажи, пожалуйста, а отчего он хромает?
Мальчик рассказал, что лошадь была в военной части. В артиллерии. В одном из боев взрывной волной ее сбросило в балку, сильно повредило ногу. Когда отступали, старшина привел лошадь к их дому, сказал Хабасу: «Вот тебе конь. Отличный конь… Рамзай. Выходишь — будет твой. За дровами будешь ездить, огород будешь пахать…»
— Наши ушли, а конь остался, — продолжал Хабас. — Бабушка стала лечить его. Она у нас умеет лечить всяких животных. Но я на второй день убежал к нашим. А когда вернулся, Рамзай уже поправился. Только хромает все. Видишь, у него правое бедро выше левого. И косится в сторону. А если бы не это, полицаи или немцы давно бы забрали его у бабушки. Это чистокровный кабардинский конь! Рамзай — мне не нравится. Орлом я его зову. Он может подняться на любую гору.
Рая, увлекавшаяся конным спортом, знала, что кабардинские лошади прекрасно ходят по пересеченной местности, могут равно хорошо служить и как скаковые, и как вьючные.
— Фашисты забрали тут всех чистокровок. Хотят покорить Кавказ. Да только не удастся! Я слышал от одного человека: под Москвой немцы всю технику побросали и улепетывают. И тут, у нас, им скоро будет конец.
Ребята говорили на кабардинском, и как Арина Павловна ни прислушивалась к их речи, ничего не могла понять.
— А куда ты ездил, внучек? — спросила она мальчика.