Девочка Лида
Шрифт:
– Ну полно, не бойтесь! Я никому не скажу.
– Ни за что не скажете?
– приставал Петя.
– Ни за что!
– серьезно ответила Лида.
Лида в порыве принялась даже завязывать веревкой корзину, чтобы совсем ничего не было заметно.
На крыльцо вбежали дети, взошли тетя и Луиза Карловна.
– Теперь самое лучшее будет - десерт будем есть, - сказала Зиночка.
– Коля, каких мне папа конфет купил, прелесть! Вот вы увидите, какую я вам конфетку дам!
– И она поцеловала себе кончики пальцев.
Тетя
– Что это! Ее кто-то трогал, развертывал, - заметила Зиночка.
– Ах, кто-то съел конфету, самую лучшую мою, большую конфету съел! Кто же это сделал?
Все молчали. Зиночка поглядела на Лиду, и Лида вдруг почувствовала, что покраснела. Ей сделалось страшно. Ведь если она будет краснеть, все непременно подумают, что это она сделала. Лида разом вся вспыхнула.
– Это, верно, Лида, - сказала Зиночка.
– Поглядите, какая она красная.
Все обернулись к Лиде.
– Это ты сделала, Лида?
– спросила тетя.
– Нет, тетя.
– А я видела, как вы с корзиной что-то делали, когда мы вошли, - заметила Зина.
– Что ты делала с корзиной, Лида?
– строго спросила тетя.
– Я ее веревкой завязывала.
– Зачем же ее было завязывать? Ведь она была уже завязана. Кто ее развязал?
– Я не развязывала, тетя, - отвечала Лида и подняла на нее беспокойные блестящие глаза.
– А я думаю, кто завязывал, тот и развязывал, - заметила Луиза Карловна.
Лида опустила голову. Что ей было делать? Она сказала Пете: "Ни за что не скажу". Неужели Петя ее не выручит?!
Но Петя молчал, и тетя сказала печально:
– Ну, Лида, этого я от тебя не ожидала. Это для меня новость.
Зиночка стала подносить всем конфеты и прошла мимо Лиды.
– Вам, верно, больше не хочется - вы уже покушали, - сказала она, обращаясь к Лиде.
Лида будто окаменела. Она не могла даже подняться с места, чтобы уйти. Только этого недоставало! Что это был за ужасный день!
Коля и Люба с жалостью и беспокойством смотрели на Лиду. Лева наотрез отказался от Зиночкиных конфет. Петя вытащил из кармана платок обтереть сладкий рот; вдруг из платка вывалился кусочек конфеты в скомканной нарядной бумажке.
– Вот кто ел конфету!
– горячо закричал Лева, вскочив с места.
– Смотрите, смотрите сюда, Зина! Вот она, ваша конфета, в кармане у Пети!
Все повернулись к Пете. Петя закрылся платком и заплакал. На платке были пятна и прилипшие кусочки конфеты не оставалось никакого сомнения.
Лида вскочила, выбежала из-за стола и уткнулась в угол, лицом к стенке.
Всем сделалось неприятно и неловко. Все молчали, никто не хотел дотрагиваться до десерта.
Тетя сказала Лиде, что очень рада, что это не она сделала.
Зиночка подошла извиняться.
Лида подняла разгоряченное, больное лицо, - она ни на кого не сердилась. У нее только болела голова, и ей хотелось домой. Ей хотелось уехать из этого места, с Воробьевых гор. Ей так хотелось, чтобы поскорее кончился этот длинный, бесконечный, мучительный день.
Тетя приказала детям собираться и велела подавать лошадей. Зиночка и Петя целовали Лиду; Луиза Карловна дружелюбно протянула ей руку:
– Прощайте! До свидания!
– Прощайте!
Лида поскорей распрощалась со всеми и села в коляску между Левой и Колей.
Лошади тронулись шагом по улице. В деревне был праздник. Люди разгуливали по дороге и мешали проехать. Коляска медленно подвигалась вперед и наконец поравнялась с капустными огородами.
– Лида, погляди!
– сказал Лева. Лида обернулась и увидала Устюшу.
Устюша стояла на гряде посреди огорода и не шевелясь смотрела перед собой на дорогу. Заходящее солнце огненным лучом осветило на минуту ее бледное худое лицо; ветер разнес темные лохмотья и взмахнул темным платком...
– Эх, горемыка!
Лошади подхватили коляску, пронесли мимо огородов и покатили по пустой ровной дороге.
Лева крепко задумался. Эта девочка напоминала ему какое-то страшное, жалкое, замученное насекомое. Беспокойные мысли шевелились в нем при виде ее. Не было на них ответов в любимой естественной истории, и не знал он, к кому обратиться за ответом.
Он поднял было голову, хотел спросить что-то, но не спросил и снова задумался.
Лиде все казалось, что лошади медленно двигаются по дороге. Ей хотелось поскорей уехать отсюда, поскорее быть дома. Ехали молча. Солнце садилось; в воздухе начинало темнеть. Большая звезда загорелась над лесом.
Лева решил, что пора прощаться с Лидой:
– Прощай, Лида! Больше уж не придется нам гулять вместе. Завтра в Москву еду, в гимназию.
– Лева, ты мне письмо напишешь?
– Напишу.
– Большое письмо, Лева?
– Хорошо, напишу большое. И ты мне напиши непременно. Ты, Лида, напиши, когда твоя мама вернется. Я тогда попрошу свою маму, и она к вам приедет и познакомится с твоей мамой, и мы тогда и в Москве будем знакомы, будем вместе гулять. Да, Лида?
– Да, да, непременно!
Лида замолчала. У нее сильно болела голова, и вся она была будто больная.
Что это так медленно едут лошади! Кажется, никогда не доедут до дома... Но вот и знакомые места, поворот, улица, знакомые дачи. Вот и дом блеснул освещенными окнами. "Что это значит? Почему освещены все окошки? Дома один папа, а свет и в гостиной, и в зале, в передней, даже в мезонине, наверху в детской. Зачем приказал папа засветить везде лампы?"