Девочка-наваждение
Шрифт:
И вообще зачем я об этом думаю? Совсем с ума сошла? Я же не собираюсь с ним ничем таким заниматься. Обойдется. Он мне даже не нравится! Совсем! Он гад и сволочь! Только зачем я ему себя позволяла целовать? И не отворачивалась... Дура... Ой, дура...
Вдруг я слышу какой-то грохот. Это с кухни. Бабушка! Подскакиваю с кровати и бегу туда. Она сидит на полу, неестественно бледная, руки повисли как плети вдоль туловиша. Бабушка тяжело дышит ртом. На полу валяется эмалированный ковшик.
– Бабулечка, что?!
– спрашиваю, хоть и понимаю, что вряд ли она может мне ответить, - Бабулечка, ты держись,
Бросаюсь к аптечке, достаю таблетку и кладу ей под язык.
– Бабушка, все будет хорошо? Да? Я скорую вызываю...
Бегу теперь уже в свою комнату, где оставила сотовый, набираю номер, вызов принимают сразу, задают кучу, как мне кажется, ненужных вопросов. Отвечаю, как могу, возвращаюсь в кухню.
– Быстрей приезжайте! Пожалуйста!
– повторяю, как заведенная, пока держу своего единственного родного человека за руку и вижу, что лучше ей не становится.
Заставляю остаться себя с ней, бормочу какие-то глупости, стараясь успокоить больше себя, чем ее. Наверное, будь со мной кто-то еще, я бы бегала по квартире, дожидаясь скорую.
Наконец, приехали врачи. Осмотрели бабушку.
– Подозрение на повторный инфаркт, - говорят мне в коридоре, - Берите документы. Поедете с ней?
– Ддаа -выдавливаю из себя, оглушенная тем, что случилось.
Кардиолог, которая ее наблюдала, предупреждала меня, что это может случиться в любой момент. Возраст и состояние организма не позволяют сделать операцию.
В больнице пока заполняю бумаги, ее сразу же забирают. Потом, когда я хочу пойти к ней, мне говорят, что ей стало хуже.
– Она в реанимации. Вам лучше поехать домой.
Я, наверное, стала взрослой. Именно в ту минуту, когда услышала эти слова. Неужели она умрет? Вот так? Утром пила со мной чай со своим любимым абрикосовым вареньем. А теперь... Слезы потекли по щекам, когда я выходила из больницы. Они текли, когда я ехала домой. Люди косились на меня, но не подходили. Вот так выглядит одиночество. Оно возможно и в толпе. До тебя просто нет дела никому.
Глава 22
Алиса. Школа
Квартира встречает меня тишиной. И она такая страшная, тишина одиночества. Когда рядом с тобой никого нет. Что теперь мне делать? Как жить дальше? Что если... Думать об этом тяжело, но это самый вероятный исход повторного инфаркта. Об этом предупреждал врач. Что если бабушка не вернется из больницы? Я вздыхаю. Мои ровесницы бегают по клубам и магазинам, а я застряла в каком-то мрачном сне. И проснуться у меня никак не получается.
Ложусь на свою кровать прямо в одежде. Внутри опустошение, безразличие ко всему происходящему. В школу завтра не пойду. Теперь уже все равно. Некому за это переживать. Не удается заснуть очень долго. Лишь когда небо светлеет, меня охватывает сон. Такой же тяжелый, как действительность. Я не слышу будильник. Хотя не уверена, что встала бы, если бы даже и услышала. Ничего не хочу - именно с этой мыслью открываю глаза. На часах четыре часа дня. На телефоне штук двадцать пропущенных. Два - от классного руководителя. Остальные с одного и того же номера. Кто это?
Но перезванивать не стала. Вместо этого набрала больницу. Вот здесь мне долго не отвечали. Когда же, наконец, взяли трубку, я услышала
Я еще что-то хотела спросить, но во входную дверь начали звонить без остановки, а женщина, которая говорила со мной, очень быстро завершила вызов. Я пошла открывать, так как в дверь стали еще и стучать.
Распахнула ее, не думая о том, кто пришел.
– Ты почему на звонки не отвечаешь?!
– выдохнул Харламов на пороге моей квартиры одновременно и с раздражением, и с облегчением.
Я еще не отошла ото сна.
– На какие звонки?
– На мои, Алис, на мои. Я тебе раз двадцать, а может, и больше позвонил.
– Спала, - никто мне не скажет, зачем я с ним вообще разговариваю?
– Случилось что-то?
– парень делает пару шагов и оказывается рядом со мной, с тревогой заглядывая в мое лицо.
– Ты куда? Я не приглашала, - вяло возмущаюсь.
– Я сам себя пригласил, - отвечает Боря, не смутившись.
Всегда он так. Бестактный какой.
– Что случилось? Ты в школу не пришла, - переспрашивает.
И тут я делаю то, чего сама от себя не ожидала. Но мне так плохо на душе, что хочется рассказать об этом хотя бы одному живому человеку. И пусть он не бросится мне помогать, да и помочь не получится, но просто произнести вслух то, что мучает изнутри - это тоже бывает важно.
– Бабушка в больнице. Инфаркт. Еще один. Она... Не знаю, выживет ли...
Боря делает еще более неожиданную вещь, крепко обнимает меня, прижимая к себе. И гладит по голове. Как маленькую девочку.
– Алис, мало ли... Может, выкарабкается. Ты в больницу когда пойдешь? Хочешь я с тобой схожу?
"Хочу" так и просится с языка. Но вместо этого я мягко высвобождаюсь из его рук.
– Борь, не надо этого всего. Тебе поиграться и посмеяться надо мной, а мне и так очень тяжело.
– Алис, ты не права. Подпусти меня к себе. И я клянусь - ты не пожалеешь, - он обхватывает мое лицо ладонями, наклоняется ко мне и смотрит мне в глаза. Смотрит долго, словно гипнотизируя. И выглядит так искренне, что мне хочется ему поверить.
Но я не верю.
Однако, если я сейчас начну с ним спорить, его это только заведет.
– Борь, мне не до этого. Давай ты потом придешь и мы поговорим. Я себя неважно чувствую, хочу отдохнуть. Я всю ночь не спала.
Он с подозрением меня разглядывает, но все же соглашается:
– Ладно, я пойду. Завтра утром приеду, в больницу тебя отвезу.
Я согласно киваю головой, страстно желая, чтобы он ушел. И вместе с тем, так не хочу снова оставаться одна. Харламов действительно уходит, на прощание велев мне позвонить классному руководителю. Я некоторое время нахожусь в ступоре после его ухода. Это точно был Борис? Может, у него есть брат-близнец, который умеет быть адекватным? Вряд ли, конечно. Огорченно вздыхаю. Ведь плохо не то, что Боря приходил, плохо то, что он не вызывает у меня неприятия на физическом уровне. Должен. Но... О том, что не нужно, чтобы он до меня дотрагивался, приходится себе напоминать. А так... Я бы, наверное, еще бы постояла в его объятиях. Это как-то успокаивало, что ли. Вселяло уверенность, значительно поистрепавшуюся за последнее время.