Девочка-наваждение
Шрифт:
Я отшатываюсь, вздрагиваю и делаю шаг назад, спотыкаюсь. Матвей не дает мне упасть.
Закрываю лицо руками и всхлипываю:
– Не трогал он меня. Это Борис, Харитон и Артем. Они хотели...
Но тут меня оставляет последняя выдержка. И я захожусь в громких рыданиях. Нельзя позволить из-за трусости попасть Матвею в тюрьму.
– Хватит!
– рявкает отец Артема на мать Матвея.
– Ну, что? И который из них Ваш? Борис? Харитон? Артем?
– не остается она в долгу, - Вы абсолютно правы, сыновей надо воспитывать лучше.
– Артем?
–
И вроде сказано спокойным тоном, но тот сразу напрягается, не отводит взгляд и ничего не отвечает.
Тогда Холодов обращается к директору:
– Арсений Григорьевич, пусть детьми займутся преподаватели, а мы пока поговорим.
– А как же полиция? Раз уж Ваш сын совершил преступление?
– не успокаивается Олеся Денисовна.
Я бы так не смогла.
Нас выводят в коридор. В кабинете директора остаются он сам, Владислав Сергеевич и Олеся Денисовна.
Там я вытираю лицо от слез и делаю шаг к Матвею. Он будет прав, если не захочет слушать.
– Извини меня. Я не должна была врать.
Краем глаза замечаю, что Борис смотрит на нас с Матвеем бешеными глазами. Что ему опять не так?!
Глава 19
Алиса. Школа.
Из кабинета директора мама Матвея вышла взбешенная. Не знаю, что там произошло, но она забрала и меня, и Матвея из школы, усадила нас в такси. Потом разговор зашел об обращении к врачу и в полицию. Мне еле удалось уговорить ее не делать этого. Бабушка бы не пережила скандала.
Что меня удивило - это то, что Матвей на меня не злился. Вроде бы должен был. Он мне помог, а я по глупости солгала и поддержала версию Артема. Однако ничего такого не было. Когда я попыталась объяснить, почему так некрасиво поступила, он ответил, что все понимает и не обижается. И он сказал правду. Потому что после случившегося в его отношении ко мне не чувствовалось неприязни. Я привыкла, что ничего хорошего от мальчиков ждать не стоит. Они - злые.
А тут... Разве такие бывают? Матвей был привлекательным. Я бы даже сказала, красивым. И его доброта по отношению ко мне показала, что все может быть по-другому. Правильно. Когда парень - не враг. А друг. Может быть, даже любимый. Я начала фантазировать, что могу Матвею нравиться. Как девушка. Старалась чаще попадаться ему на глаза. Да и мне просто нравилось на него смотреть. В груди становилось сладко. И когда он был рядом, я ощущала простое, человеческое тепло. Влюбилась ли я? Не знаю. Но симпатию чувствовала точно. Что с этим делать я не представляла.
Но с каждым днем увязала все сильнее. Так, что даже перестала обращать внимание на Харламова. Почему-то я решила, что он оставит меня в покое.
– Стой!
– раздалось за спиной приказным тоном в один из дней.
Коридор был пустынен. Все куда-то подевались. И я ускорила шаг. Но Борис меня быстро догнал.
– Стой! Не слышишь, что ли?
– он схватил меня за руку и развернул к себе.
Юноша
– Что у тебя с Беловым?!
– в коротком вопросе было столько негодования,злости и чего-то еще. Чего именно я не понимала.
– Ничего, - ответила, чуть не заикаясь.
Конечно, я понимала, что нужно отреагировать не так. Что он не имеет никакого права спрашивать у меня что-то подобное. Но это уже потом, в голове начинаешь строить картины, как я бы себя повела. Если бы это была не я.
Обычно карие глаза сейчас казались черными.
Он встряхнул меня за плечо, которое сжимал.
– Не ври мне! Вся школа говорит, как ты за ним бегаешь! Скромница...
– последнее слово он буквально выплюнул, как сгусток яда.
Но ему не полегчало.
– Раздвигаешь перед ним ноги? Да?
– он встряхнул меня еще раз.
В носу защипало, глаза заслезились от обиды.
За что он так со мной? Что же это такое...
– Тебя это не касается, - голос у меня дрожал, но я все-таки выговорила эту фразу.
Борис дернул меня на себя.
– Не касается, думаешь? Если ты с ним хоть раз... Я тебя уничтожу... Слышишь?!
Он шипел мне в лицо злые слова. Я чувствовала запах ментола.
И в какой-то момент зашипела в ответ:
– Именно это я и собираюсь сделать. Потому что Матвей мне нравится. А ты мне никто!
Глаза у Харламова стали совершенно безумными.
Он оттолкнул меня, а потом влепил пощечину.
– Шалава!
– услышала я очередное оскорбление.
Перед глазами заплясали звездочки, та сторона лица, по которой он ударил, запылала и онемела. Из глаз брызнули слезы. Он... меня... ударил...
Борис схватил меня за руку, я стала вырываться.
На мое счастье, в коридоре появился кто-то из учителей.
– Борис!
– прозвучал грозный окрик.
Кто это был, я не видела, так как глаза застилала пелена слез. Но хватка Харламова ослабла, я смогла выдернуть руку и убежать. У меня даже не было сил рассказывать кому-то, что случилось.
Забежала в первое попавшееся помещение. Это оказался кабинет химии. Забилась в смежное с кабинетом помещение, села прямо на пол. И, зажав рот рукой, принялась рыдать. Горько, безутешно. От боли, от унижения, от того, что все так.
Меня нашел Матвей
– Ты чего здесь?
– спросил, подходя ближе.
Я подавила рыдания и не могла заставить себя повернуть голову в его сторону. Он сейчас увидит меня такой. Опять вмешается. И может пострадать. Поэтому я громко и четко сказала:
– Уйди!
– Алис, что ты? Я ж помочь хочу.
Вот этого я и боялась. Так же четко я проговорила:
– Мне твоя помощь не нужна.
Голову я так и не повернула. Матвей шагнул ко мне и наклонился. Я сжалась сильнее и попробовала отползти. Подцепив пальцами за подбородок, он развернул мое лицо к себе. И застыл. Я догадывалась, как выгляжу. На лице, наверняка, синяк. Нос распух, глаза покраснели. Я не желала вызывать жалость к себе.